Однако другие психиатры указывали на нелогичность в рассуждениях о превосходстве «больных гениев». По мнению Шайкевича, Баженов собрал более чем достаточный материал, чтобы подтвердить наличие у Гоголя душевной болезни, но остановился перед этим выводом. Шайкевич находил сам термин «прогенерация» затемняющим суть дела: «допустим, что человек, страдающий периодическим психозом или эпилепсией, одновременно наделен художественными дарованиями… Если перевесят положительные, полезные качества, назовут прогенерантом, отрицательные — дегенерантом». То же возражение он делал в адрес Трошина, считавшего, что «психологию великого человека нельзя втиснуть в рамки “обыкновенного”». Шайкевич также сомневался, что состояние Гоголя (которого он считал больным периодическим психозом) можно назвать проявлением прогенерации78.
Эти дискуссии происходили накануне и во время драматических событий первого десятилетия XX века — Кровавого воскресенья, массовых выступлений, подавления революции. На съезде в Киеве в сентябре 1905 года российские психиатры и невропатологи заявили о том, что рост числа душевных заболеваний — прямое следствие политики российского правительства. В свой итоговый документ съезд внес требование отставки нынешнего правительства и установления репрезентативной власти. Врачи хотели демократизировать не только страну, но и собственную профессию, и прежде всего больницы, в которых они работали. Наиболее радикально настроенные из них требовали отказаться от единоначалия и заменить диктат директора коллегиальным управлением. В коллегию больничных служащих должны были войти и представители младшего медперсонала — санитары и смотрители, положение которых было гораздо хуже положения врачей: получая мизерные зарплаты, они иногда жили тут же, в палатах вместе с душевнобольными. Наиболее радикальные врачи считали: психиатрическая больница нуждалась в реформах, как и российское самодержавие в целом.
Психиатрическое отделение больницы им Св. Николая в Петербурге, где Трошин служил ассистентом (заместителем главного врача), даже среди других казенных психиатрических учреждений выделялось своей бедностью, теснотой и плохой администрацией. С началом революционных событий сотрудники, недовольные авторитарной политикой директора, стали требовать участия в руководстве больницей. Когда директор отверг их требования о «коллегиальном управлении», санитары, возглавляемые младшими врачами, ворвались в кабинет директора, схватили его и насильно вывезли на тачке за ворота больницы. Разделавшись с властью, они приступили к освобождению «политических» пациентов — тех, кто был помещен туда по распоряжению полиции. В конце концов участники «бунта» были арестованы и осуждены; Трошин получил более года тюремного заключения79.
Чижа и Трошина разделяли теперь не только профессиональные, но и политические взгляды. Чиж по-прежнему оставался лояльным режиму и считал революционеров «анархистами или политическими преступниками», чей разрушительный пыл «зависит от их болезненной организации». Революционная толпа казалась ему состоящей из алкоголиков и душевнобольных, а ее лидеры — вырождающимися80.
С началом революции психиатры стали писать об увеличении числа душевных заболеваний, связывая это с ростом насилия на улицах. Заговорили, в частности, об особой категории — «революционных психозах», которыми заболевают в основном жертвы репрессий. В отличие от своих радикальных коллег, возлагавших ответственность за рост насилия на правительство, Чиж утверждал, что виноваты обе стороны, приводя случаи избиения толпой полицейского или священника. Он не принял категорию «революционных психозов», так же как ранее отверг другие категории — «тюремные» и «военные психозы», о которых говорили во время Русско-японской войны81. Он настаивал: «вопрос о сильных душевных волнениях как причине душевных заболеваний следует считать сданным в архив. Здоровые нормальные люди не могут заболеть душевной болезнью вследствие сильного душевного волнения». Чиж упрекал своих радикальных коллег за то, что они кроят этиологию душевных болезней по мерке своих политических симпатий, и предупреждал, что это «усилит недоверие публики к психиатрии»82. Он снова призвал отделить психиатрию от событий дня. Но, как это уже было в полемике по поводу Плюшкина, те психиатры, которые не могли и не считали нужным стоять в стороне от общественных событий, отвергли нейтралитет. В последующее десятилетие о Чиже было мало что слышно. В 1915 году он возглавил отделение Красного Креста на Западном фронте. Октябрьская революция застала его в Киеве; там, по-видимому, Чиж и умер или погиб в 1922 году83.