Выбрать главу

Когда я это прочитал, я понял, почему Кублановский «не эмигрант». Не только потому, что сильно чувство родины, ее речи, ее земли (у Кублановского это и Север, и средняя полоса, и Крым). Но еще и потому, что некуда эмигрировать. Настоящий поэт может сегодня только мигрировать, в поисках тех духовных островков, где еще жива и нужна поэзия. Речь не о поэтических салонах, разумеется, а о духе поэзии, который дышит, где хочет, и все реже, слабее.

У Кублановского ее дух почти всегда интимно связан с русским православием:

Соловки от крови заржавели, И Фавор на Анзере погас. Что бы ветры белые ни пели, Страшен будет их рассказ.
Но не то — в обители Кирилла: Серебрится каждая стена, Чудотворца зиждущая сила тут не так осквернена…

Это сравнение Соловков и Кирилло-Белозерска, но это еще и поиск поэтического воздуха. Того, которым может дышать Кублановский.

У него нет собственно духовных стихов, и я заметил, что он никогда не обыгрывает в стихах строки молитв. И здесь он сдержан. Но религиозный пафос присутствует везде, иногда прорываясь с необыкновенной силой, как, например, в этом стихотворении, посвященном Соловкам:

Волны падают стена за стеной под полярной раскаленной луной. За вскипающею зыбью вдали близок край не ставшей отчей земли. Соловецкий островной карантин, где Флоренский добывал желатин В сальном ватнике на рыбьем меху в продуваемом ветрами цеху. Там на визг срываться чайкам легко, ибо, каркая, берут высоко, из-за пайки по-над массой морской искушающие крестной тоской. Все ничтожество усилий и дел Человеческих, включая расстрел. И отчаянные холод и мрак, пронизавшие завод и барак… Грех роптать, когда вдвойне повезло: ни застенка, ни войны. Только зло, причиненное в избытке отцу, больно хлещет и теперь по лицу. Преклонение, смятение и боль продолжая перемалывать в соль, в неуступчивой груди колотьба гонит в рай на дармовые хлеба. Распахну окно, за рамы держась, крикну: «Отче!» — и замру, торопясь сосчитать как много минет в ответ световых непродолжительных лет.

А иногда он, напротив, проливается тихим, согревающим душу светом:

Вмещает и даль с васильками и рожью, и рощу с пыльцой позолот тот — с самою кроткою Матерью Божьей родительский тусклый киот.

Прекрасные, трогательные и пронзительные строчки!

В моем представлении образ Кублановского раздваивается от великолепного стихотворца, несомненного мастера и даже в некотором роде стихотворного аристократа до смиренника, послушника, сторожа или служки в поэтическом храме, где ему любовно знакома каждая мелочь, где он может передвигаться в темноте, с закрытыми глазами и никогда не оступится. И странно: эти образы каким-то чудом не противоречат.

2003

Александра Маринина: Игра на чужом поле

Минувшим летом в литературном мире случились два события, на которые неискушенный читатель вряд ли обратил внимание.

Событие первое. В «Литературной газете» появилось сообщение об организации Ассоциации массовой литературы, в задачу которой входит (цитирую): «создание банка данных (об изданиях и продажах, об авторах и их нетленках (так в тексте — П. Б.); исследование экономики, социологии и эстетики; выработка критериев журналистики и литературной критики; регулярное проведение дискуссий и конференций; издание бюллетеня; учреждение премии ассоциации за лучшие произведения в разных жанрах по нескольким номинациям».

Для тех, кто не понял — объясняю. Некая группа лиц задалась целью созданию некой «надстройки» над таким достаточно прибыльным коммерческим делом, как издание массовой литературы. Задача в нынешней ситуации вполне резонная: там, где крутятся большие деньги, там ни одно место пусто не бывает. Любопытен состав участников этой во всех отношениях перспективной акции: Р. Арбитман, А. Дельфин, Б. Дубин, В. Курицын, С. Митрофанов, Т. Морозова, А. Рейтблат, И. Фальковский. Не беру во внимание имена конкретных литературных журналистов, которые давно и успешно занимаются освещением массовой книжной продукции. Их вхождение в Оргкомитет Ассоциации мне видится делом очень понятным: не слишком часто рабочих журналистских лошадок приглашают в столь «сиятельные» собрания, а с другой стороны — именно без них-то в реальной работе никак не обойтись. Но, по крайней мере, три имени в этом списке мне показались странными и в то же время — симптоматичными.