Из пяти русских писателей-лауреатов Нобелевской премии двое «донцов», Шолохов и Солженицын. Шутка? А сколько, скажите, в России крупных рек? То-то! Первый нестоличный каменный собор при Петре, когда строить из камня за пределами столиц строго запрещалось, возвели в Черкасске (ныне — Старочеркасск). Да еще и на лично самим царем пожалованные 100 рублей (громадные деньги!). Войсковой Воскресенский собор поражает иконостасом, шедевром иконной живописи и резьбы по дереву.
Но лично меня всегда больше интересуют люди, чем камни и дерево, даже в самом гениальном исполнении. Директор Старочеркасского музея-заповедника (городок расположен на острове, омываемом с одной стороны Доном, с другой — Аксаем) Михаил Павлович Астапенко не только надежный защитник и хранитель казачьей старины, но и подлинный Нестор истории донского казачества. Его книга «Донские казачьи атаманы. Исторические очерки-биографии (1550–1920)». Ростов-на-Дону, 1996, — написана в виде справочника, но, по существу, являет собой сборник своеобразных «житий» казачьих атаманов. И хотя слово «житие» не очень-то подходит к биографиям начальников всегда воевавшего племени, самый стиль книги М. П. Астапенко, нарочито безыскусный и как бы «бесстильный», напоминает вот именно о «житиях».
Между прочим, из книги М. П. Астапенко я, наконец, узнал, как ходили казаки на Индию в начале XIX века. Что-то подобное я слышал от Отрошенко, читал в его прозе, но наивно полагал, что это все-таки историческая мистификация. Какая там мистификация! Вот голые факты… «К началу XIX в. Павел I резко изменил курс внешней политики: недавние враги России французы вдруг превратились в друзей и союзников, предложивших совместный с россиянами поход в Индию — богатейшую английскую колонию. Павел I согласился.
В январе 1801 года атаман Орлов через фельдъегеря получил императорский указ, которым предписывалось «собрать все войско на сборных пунктах с запасом провианта на полтора месяца». Объясняя цель этой военной акции, император писал атаману: «Англичане приготовляются сделать нападение на меня и союзников моих датчан и шведов. Я готов их принять, но нужно их самих атаковать и там, где удар может быть чувствительней и где менее ожидают. Заведение их в Индию самое лучшее для сего. Подите с артиллерией через Бухару и Хиву на реку Индус. Приготовьте все к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить и осмотреть дороги. Все богатства Индии будут вам за сию экспедицию наградой. Такое предприятие увенчает вас славой и заслужит мое особое благоволение. Прилагаю карты, сколько их у меня есть».
Оцените этот сюжет! Итак, при помощи одних карт («сколько их… есть») русские казаки должны были с артиллерией проделать совершенно неизвестный путь на Индию, захватить ее и тем самым насолить англичанам во славу русского царя. Плата за экспедицию Индия, с ее фантастическими богатствами. И это не сказка, это быль! Цитирую дальше Астапенко: «Исполняя указ, Орлов за короткий срок сумел мобилизовать более 22 тысяч казаков, способных носить оружие, о чем и информировал императора в своем письме от 20 февраля 1801 года. Поход казаков в Индию, вошедший в историю под названием «Оренбургского похода», возглавил прибывший на Дон из заключения в Петропавловской крепости сотоварищ Орлова генерал-майор Матвей Платов, которого император назначил заместителем войскового атамана. Поход этот, проходивший в тяжелейших условиях, прервался после убийства Павла заговорщиками в марте 1801 г.».
Вот так: «прервался»! Совершенно случайно, из-за смерти царя. А мог бы, стало быть, и не прерваться. И русские казаки дошли бы до Гималаев, взяли бы их и свалились, как снег с вершин, на головы ничего не подозревавших индусов и англичан. И конечно же (как можно сомневаться!) захватили бы Индию.
Подумаешь, какая-то Индия!
Так что разговоры Отрошенко о «казачьем Неаполе» не случайны. В Новочеркасской библиотеке, доме бывшего казачьего собрания, на стене гипсовая лепнина. Марс и Диана. У Марса на щите первый казачий герб: «елень (олень — П. Б.) пораженный стрелой», символ уязвленной свободы. За спиной Дианы не лук со стрелами. Казачьи шашки.
Вот же элитарный народ! — подумал я. Не то что мы, лапти, волжские мужички, создавшие «песню, подобную стону». И как-то не верится, что все мы в общем-то один народ — такие разные, такие бесконечно разные…
2000
Олег Павлов: Большой и маленький