Мой собеседник попытался возразить, что-то промычал, неуверенно махнул рукой и нечаянно сшиб на пол свою банку с остатками пива.
– Что?! – моментально возмутилась продавщица, словно мужик в бушлате высказал-таки свою точку зрения. – Ой! Только не надо мне это говорить! Не надо! Я точно знаю: два трупа на Объездной! Не надо спорить! Я знаю, что говорю. Контролирование нелегального бизнеса! И молчите!
Я по привычке попытался мысленно пристегнуть происшествие на Объездной дороге к гибели Лешки, но эти два события не сходились никаким боком. И все же в голове у меня отложилось: неплохо бы побывать на этом месте и посмотреть на обгоревшую машину. Чем черт не шутит! А вдруг я замечу признаки того же стиля, того же «почерка»?
Несмотря на то что мужик в бушлате очень не хотел со мной расставаться и довольно крепко схватил меня за рукав куртки, мне удалось вырваться из «стекляшки» на туманную волю. Очутившись на улице, я вдохнул полной грудью и тотчас услышал, что за моей спиной, совсем рядом, тихо треснула ветка. Обернувшись, я успел увидеть лишь расплывчатый силуэт человека – с треском ломая кусты, он ринулся от меня прочь.
Словно сторожевой пес, который немедленно рефлексирует на убегающий объект, я кинулся вслед за человеком и сразу же оказался в плотных объятиях колючих кустов.
– Эй, стой! – крикнул я, теряя темное пятно из виду.
Но остановиться пришлось самому. Я прислушался. В нормальную погоду я, возможно, и уловил бы шорох или дыхание убегающего, но туман приглушал все звуки. Мертвая тишина царила вокруг меня. Ветки деревьев сплелись, словно гигантская паутина. Я больше не видел ничего, что могло бы вызвать у меня любопытство. Кто это был? Этот человек следил за мной? Он подслушивал разговоры в пивной?
Вопросы остались без ответа. Я опустился на корточки и стал рассматривать мягкую, словно пластилин, землю. Хоть и похож был беглец на бесплотное привидение, все же должен был оставить следы… А вот он, родимый, отпечаток его обуви! Протектор глубокий, напоминающий легкомысленные завитки. Явно спортивная обувь. Я приложил рядом со следом ладонь, по ней определяя размер обуви. Тридцать седьмой, от силы тридцать восьмой. Подросток или женщина…
Я вышел на улицу, встал на ступеньку «стекляшки» и принялся очищать ботинки от налипшей к подошве глины. Странный город! Дурной город! Я все больше понимал Лешку. Немудрено, что он с раздражением диктовал на автоответчик: «Я сваливаю из этой гребаной Кажмы!»
Кто же, черт возьми, за мной следил?
Не желая возвращаться, я пошел по этой же улице дальше. Вскоре я обратил внимание на то, что невольно оборачиваюсь. Навязчивое чувство, что за мной постоянно следят, не проходило. Оно стало меня раздражать. Желая избавиться от него, я свернул с дороги на обочину и спрятался за стволом старого бука. Минуту или две я неподвижно стоял в засаде, одним глазом наблюдая за дорогой, но в поле моего зрения так никто и не попал.
Я пошел дальше. Границы улицы неожиданно раздвинулись, и я словно выплыл из устья реки в открытое море. Если бы под моими ногами не было асфальта, то можно было бы предположить, что я оказался в чистом поле. Вокруг меня ничего не было видно. Молочная завеса окружила меня со всех сторон. Тишина была такой, что у меня стало звенеть в ушах. Затрудняясь выбрать какое-либо конкретное направление, я поплелся наугад, в надежде уткнуться либо в забор, либо в дом. Мне надоело перепрыгивать через лужи, уподобляясь козлу, и я перестал обращать на них внимание. Знал бы, что в Кажме такие дороги, прихватил бы с собой пару резиновых сапог.
Через несколько минут мне стало казаться, что я попал в густое облако и хожу в нем кругами. Я с таким напряжением всматривался вперед, что у меня заболели глаза и начало мерещиться, будто из тумана надвигается плетень с торчащими на колышках банками и чугунками. Я пошел медленнее, уже не сводя глаз с этого странного плетня. Теперь мне стало казаться, что это ровный строй деревьев, очень близко посаженных друг к другу… С каждым шагом неясные контуры прорисовывались все более отчетливо. И вот наконец я понял, что иду прямо на застывший в безмолвии строй подростков. Не меньше полусотни мальчиков и девочек в спортивной форме при гробовом молчании смотрели, как я выплываю из тумана. Я уже привык к безлюдью Кажмы, и огромная толпа меня буквально потрясла. Шокированный этим зрелищем и излишне цепким вниманием к себе, я остановился посреди лужи.
– Нет, это не он! – произнес кто-то, и строй, как по команде, одновременно охнул, ожил и зашевелился. Ко мне быстро подошла женщина в сером плаще, схватила за локоть и раздраженно произнесла:
– Ну?! Где же он?!
Я с трудом узнал директрису. Черная вязаная шапочка, похожая на парик, сильно изменила ее облик.
– Кто? – уточнил я.
– Белоносов! Почему он опаздывает? Уже третий час! Школьники замерзли!
Я не знал, как объяснить директрисе, почему Белоносов опаздывает, но все равно почувствовал себя виноватым.
– Безобразие! – сделала вывод директриса, очень строго глядя на меня. – Ты с ним встречался?
Я отрицательно покрутил головой.
– А что у тебя с носом? И где же ты болтался все это время? – спросила директриса, вскинув брови, после чего с подозрением взглянула на мои грязные ботинки.
Я был готов сквозь землю провалиться от стыда и уже хотел заверить директрису, что обязательно исправлюсь, как она повернулась к строю, взмахнула рукой и крикнула кому-то:
– Не будем ждать! Раздавайте номера!
Тут я увидел Ольгу Андреевну. Химица со спортивной сумкой на плече подошла к нам, приветливо, как старому знакомому, кивнула мне и обратилась к директрисе:
– Будем начинать без него?
– Да! А что делать? Это совсем на него не похоже! Он никогда еще меня не подводил! Где он, я вас спрашиваю?! – спросила она, не забыв кинуть и на меня взгляд, подчеркивая тем самым, что я тоже несу ответственность за опаздывающего Белоносова.
– Без понятия, – ответила Ольга Андреевна, пожимая плечами.
– Вот видите – все без понятия, а важное мероприятие срывается, – проворчала директриса. – А потом корреспондент напишет в своей газете, что в нашей школе спортивно-массовые мероприятия проводятся на низком организационном уровне. Напишешь, голубчик, так ведь?
– Зачем ему писать плохое о нашей школе? – за меня ответила Ольга Андреевна и взглянула на меня с затаенным смыслом, будто мы с ней были повязаны одной тайной, вроде любовной связи.
Директриса уже забыла обо мне. Она решительно направилась к строю и, ритмично хлопая в ладоши, громко командовала:
– Старосты! Выстраивайте свои классы в колонну по два! Раз-два-три-четыре! Быстрее! Быстрее!
Я уже раскрыл рот, чтобы спросить у Ольги Андреевны, не ушибла ли она свой кулак о мой нос, как она доверительно коснулась моей руки и с мягкой улыбкой заглянула мне в глаза.
– Я обещала, что мы побеседуем с вами, – сказала она ласково, словно между нами не было никаких столкновений и я не получал от нее кулаком по носу. – Вы подождете до конца соревнований, так ведь?
Я решил, что наступил очень удобный момент для выжимания из химицы правды, и, забыв про свой нос, спросил:
– Почему Белоносов скрывается у себя в доме? Все равно директриса потребует от него вразумительных объяснений. Он что – пьян? Или болен?
Ольга Андреевна воровато оглянулась и, едва не коснувшись губами моего уха, торопливо произнесла:
– Я вам клянусь, что его нет дома. Я сама волнуюсь. Он должен был приехать сегодня утром… Потом договорим…
Она быстро повернулась и пошла к директрисе, которая уже крикнула несколько нелестных слов в ее адрес. Школьники, наступая друг другу на пятки, толкаясь и громко ругаясь, изображали колонны. Низкорослый и крупноголовый мальчик, встав во главе строя, пытался командовать одноклассниками, но те назло ему все делали наоборот и поочередно одаривали своего командира пинком под зад. Несколько девушек с развитыми формами и манерами проституток стояли в самом хвосте колонны и, не таясь, курили. Две незнакомые мне учительницы вяло покрикивали на учеников и с ненавистью косились на директрису, которая затеяла этот спортивный праздник, будь он неладен!