Я стоял в своей темной засаде и уже не понимал, зачем я это делаю. Тайно следить за Ольгой Андреевной теперь не было никакого смысла. Меня уже не интересовало, что она искала в столе Белоносова. Какая разница, если ответ на главный вопрос я получил.
Я решительно вошел в тренерскую. Ольга Андреевна тихо вскрикнула, со стуком задвинула ящик и вскочила со стула.
– Что вы здесь делаете?! – нетвердым голосом произнесла она. – Как вы посмели?!
Я заметил, как сильно она побледнела. Ярко-алые губы на бледном лице – это что-то умопомрачительное! Я прекрасно понимал чувства Рябцева.
– Тихо, тихо! – сказал я, приложив палец к губам и закрыв за собой дверь. – Не пытайтесь меня напугать. Единственного, кого я немножко боюсь, как бешеного ежика, так это Рябцева. Но он, кажется, уже выбежал из школы.
Ольга Андреевна на удивление быстро совладала с собой. Медленно опустившись на стул, она взяла стакан с водой и поднесла его к губам. Я готов был поклясться, что она не сделала ни глотка, просто ей нужен был короткий тайм-аут, чтобы собраться с мыслями.
– Подглядывали? – спросила она, опуская стакан на стол.
– А что мне оставалось делать? Если бы я вовремя не спрятался, то юный Отелло кинулся бы на меня, как дикий кот на котлету. Скажите, Ольга Андреевна, это такая маленькая забавная особенность Кажмы – любовные интрижки между учителями и учениками?
Я думал, что химица после такого вопроса швырнет в меня стакан, но она вдруг очень приятно рассмеялась.
– Кирилл, – произнесла она, впервые назвав меня по имени. – Вы внимательно следили за тем, что здесь происходило? Какая любовь? Какие интриги? Мальчик достиг пика полового созревания. У него обостренное либидо. Гормональный взрыв.
– И часто у вас здесь случаются эти самые взрывы?
Ольга Андреевна сложила на груди руки и чуть склонила голову набок. Свет от настольной лампы освещал только одну половину ее лица. Это был живой портрет таинственной незнакомки. Химица была неотразима.
– Вы, когда были школьником, разве не влюблялись в молоденьких учительниц? – спросила она, насмешливо глядя на меня.
– Влюблялся, – признался я и кинул взгляд на дверь – плотно ли она закрыта. – Причем не только когда был школьником, но и после. Можно сказать, молоденькие учительницы меня до сих пор волнуют. Скажите правду, Ольга Андреевна, я в самом деле вас совершенно не интересую? Или вы это сказали лишь для того, чтобы успокоить Рябцева?
– Вы пришли сюда только за тем, чтобы это узнать?
– Нет, не только за этим. Я не могу понять, зачем вам нужна власть над этим мальчиком?
– Власть? – с удивлением произнесла учительница, повернула голову в сторону, но при этом продолжала смотреть на меня. – Разве это власть? Это стимул, дорогой товарищ журналист. Элементарный педагогический прием. Я очень хочу, чтобы мальчик закончил школу с золотой медалью и поступил в Менделеевский институт. Он способен сделать блестящую карьеру. У него светлая голова. К сожалению, иногда ее посещают глупые и даже вредные мысли.
– Вот тут я с вами полностью согласен. Исключительно вредные и глупые! Причем настолько глупые, что ни золотой медали, ни Менделеевского института ему не видать как своих ушей.
– Что вы несете? – нахмурилась Ольга Андреевна.
– Очень скоро узнаете. А теперь я прошу вас проводить меня к Белоносову.
– Вы мне надоели! – жестко ответила учительница. – Последний раз повторяю: его нет в Кажме!
– Он скажет вам спасибо, когда вы приведете меня к нему, – заверил я. – Я его только успокою! И у него отпадет необходимость прятаться. Он снова начнет радоваться жизни и открыто волочиться за вами.
– А вы, оказывается, хам, – произнесла Ольга Андреевна, глядя на меня, как мне показалось, с обнадеживающим интересом.
– Значит, вы не хотите проводить меня к Белоносову? – уточнил я.
– Скажите, а вы случайно не страдаете синдромом навязчивых идей?
Я улыбнулся. У Ольги Андреевны было хорошее чувство юмора, она замечательно владела собой, и вообще она была конфетка. Но я, как Сергеич, не мог избавиться от набившего оскомину чувства долга и не стал предлагать химице провести вечер в ресторане на берегу моря. Я должен был довести дело до конца. Как любят говорить журналисты, расставить все точки над «i».
Повернувшись, я вышел из тренерской и с силой захлопнул за собой дверь.
Глава 12
Добился своего!
Чтобы ненароком не придавить кого-нибудь в тумане, я пошел к дому Белоносова пешком. На центральной улице я уже неплохо ориентировался, несмотря на то что видимость по-прежнему сохранялась на расстоянии метров десяти, вдобавок сгущались сумерки.
Как к себе домой, я зашел во двор Белоносова, поднялся по ступенькам к двери с латунной табличкой и надавил кнопку звонка. Постоял полминуты и позвонил еще раз.
– Белоносов! – крикнул я. – Я к вам с доброй вестью! Не надо прятаться, я знаю, что вы дома!
Несмотря на данный мне природой талант убеждения, дверь никто не открыл, из дома не донеслось ни звука, а в темных окнах по-прежнему не горел свет. Зато я опять заметил, как на втором этаже дрогнули жалюзи, словно кто-то наблюдал за мной, чуть оттянув книзу рейку.
– Первый раз встречаюсь с таким тупым учителем! – пробормотал я и обошел дом по периметру, глядя на окна и крышу. Вывод, который я сделал, был необыкновенно прост и однозначен: проникнуть внутрь без автогена или тротиловой шашки невозможно. Но отступление не входило в мои планы.
Я встал у торца и внимательно посмотрел на крышу. Нет, через печную трубу, уподобляясь волку из «Трех поросенков», я забираться в дом категорически отказываюсь. А вот через чердак можно попробовать. Чердак, конечно, здесь символический, так как крыша образует весьма тупой угол. Зато есть маленькое треугольное окошко – единственное во всем доме, не закрытое решеткой.
Я поплевал на ладони, подошел к стене и, подпрыгнув, ухватился за чугунный завиток решетки первого этажа. Подтянулся, закинул на завиток ногу, выпрямился во весь рост и опять прыгнул вверх, ухватившись за решетку второго этажа.
– Белоносов, поднимите хотя бы жалюзи! – крикнул я и, просунув руку между чугунных прутьев, постучал в стекло. Готов подтвердить под присягой, что жалюзи опять дрогнули.
Я начал злиться. В то же время мне хотелось смеяться. Удивительно трусливый попался мне учитель! Я еще раз – значительно сильнее – постучал в стекло.
– Белоносов! Я частный детектив Кирилл Вацура! Мне известно имя настоящего убийцы. Вам нечего бояться, у меня есть все доказательства вашей невиновности! Давайте нормально поговорим, я не могу долго висеть на решетке, как сосулька!
Черт бы его подрал! Физрук продолжал прикидываться пустотой, хотя я отчетливо услышал, как где-то в глубине дома скрипнула дверь. Допускаю, что это могла быть кошка или собака. Но кто же, в таком случае, теребил жалюзи на уровне человеческого лица?
Что ж, пеняй на себя! Призвав в помощники данное мне природой упрямство, я ухватился за водосточный желоб, идущий по краю крыши. К счастью, он выдержал все девяносто килограммов моего тренированного тела, которое я благополучно закинул на крышу. Уподобляясь обезьяне, на четвереньках добрался до торца крыши, где торчал жестяной петушок, и свесился с него, словно язык колокола. Мои колени как раз оказались на уровне треугольного окошка. Я качнулся, и стекло, лопнув, вместе с рамой влетело внутрь чердака. Я качнулся еще раз и прыгнул ногами вперед в проем.
Проем оказался несколько маловат для меня, и я здорово ободрал руки и щеку о ржавые гвозди. Растирая по ладоням кровь, я сидел на деревянном настиле и озирался по сторонам. Чердак действительно был очень низкий – в полный рост не встанешь. Его дальний угол был завален старым сеном, пыльным и уже лишенным аромата. По бокам, на стропилах, висели мотки веревок, удочки со спутанной леской, рама от детского велосипеда и помятые ведра. Не через окно же заносили все эти вещи?