— Думай, конечно, горячки никакой нет, — ответил я, — ещё шампанского хочешь?
— Я бы поела чего-нибудь, — сказала она, отставляя бокал в сторонку.
— Сразу бы так и сказала… — я накинул халат и убыл на кухню, — яичницу будешь?
----
Понедельник, как известно, день тяжёлый, а тут ещё наложилось объяснение с Софьей по поводу понятно чего… она коротко ответила, что не смогла. Ну не смогла, значит, не смогла — и на этом бы закончить все выяснения, но нет, битых полчаса потом ещё пришлось что-то отвечать…
В итоге чуть-чуть не забыл про визит в районный наробраз (звучит почти что, как дикобраз), он у нас расположен на улице Тельмана в сталинской четырёхэтажке, где один этаж это одна квартира. Первый вот под это заведение отвели, но не целиком, делит он его с какими-то СМУ и статкомитетами. Нашёл дверь с надписью «инспектор по политпросветработе Жменя Тимофей Андреевич», хмыкнул на смешную фамилия и вошёл внутрь.
Жменя этот оказался лысым, как колено, товарищем с удивительно сальной физиономией… как головка сыра, смазанная постным маслом. Я вдруг вспомнил, что видел его и раньше, причём не раз… ба, да он же в нашем доме живёт, чуть ли не в моём же подъезде. Его лунообразную физиономию сложно забыть.
— Добрый день, Тимофей Андреич, — вежливо поздоровался с ним я, — учитель математики из 160-й школы, Колесов моя фамилия. Наш директор сказал, что вы меня вызывали на три часа.
— Колесов-Колесов, — пробормотал он, перебирая бумажки на своём столе, там их целые груды лежали. — Нашёл, Колесов Антон Павлович, 47-го года рождения, холост, беспартийный, взысканий не имеет. Да вы присаживайтесь, Антон Палыч.
Я молча сел на колченогий венский стул и приготовился к разносу — для других целей в вышестоящие инстанции обычно не вызывают. И в целом оказался прав.
— Что же это вы, Антон Палыч, такие незрелые речи в своих классах произносите, а? — с удивительно гаденькой улыбочкой продолжил он.
— Вы о чём, Тимофей Андреич? — сделал удивлённое лицо я, — никаких незрелых речей я в жизни своей не произносил, не то что в классах.
— Ну как же, а вот не далее, как в пятницу на классном часе в десятом-В классе вы буквально сделали недружественный выпад в сторону братских кавказских республик…
— Аааа, — вспомнил я этот момент, — это насчёт того, что там богатые люди попадаются?
— Ну вот же, припоминаете же — дружбу народов в нашем многонациональном государстве надо крепить, а не провоцировать незрелыми словами и поступками межнациональную рознь…
— И из-за этой ерунды вы меня и вызвали? — удивился я.
— Во-первых, это совсем не ерунда, а во-вторых, не только, — продолжил шуршать бумажками Тимофей. — 4 сентября на так называемой хоккейной линейке вы позволили себе ряд скабрёзных шуток в отношении наших прославленных хоккеистов.
— Например? — попросил я.
— Например там у вас рифмуется Харламов и панама, что не есть здорово… а ещё принижается советский хоккей по отношению к канадскому, что совсем нехорошо…
— Бред какой-то… — пробормотал я, — и это все претензии ко мне?
— К сожалению не все… к нам также поступила информация, что вы зазываете молодых незамужних учительниц из вашей школы в свою квартиру с целью помыться в ванной.
— И что в этом такого? — решил я переть уже в наглую, — что, по-вашему, наши советские учителя должны игнорировать тот факт, что их коллеги имеют возможность помыться раз в неделю?
— Игнорировать, конечно, не должны, — на секунду запнулся инструктор, — но и делать такие сомнительные предложения молодым девушкам не следовало бы.
— А что в этом сомнительного? — решил идти до конца я, — в помывке горячей водой из-под крана?
Жменя зачем-то оглянулся по сторонам, но продолжил весьма уверенно:
— Но они же ведь голыми будут мыться.
— Ну да… не в пальто конечно, — подтвердил этот факт я, — и что тут такого?
— А то тут такого, что вы сможете за ними подглядывать, — вывалил уже всё до конца он, — если не ещё чего похуже.
— Ай-яй-яй, — сокрушённо покачал головой я, — логика прямо как в анекдоте про тёщу.
— Не знаю такого, — заинтересовался Жменя, — расскажите.
Я выложил ему анекдот про жену, тёщу и суку, он задумчиво выслушал и ответил:
— Не смешно, а скорее грустно. И нецензурные слова учителю не следует употреблять.
— Это «сука» что ли нецензурное слово? — возразил я, — да оно в словаре Ожегова значится, означает самку собаки и больше ничего…
— Плохо вы Ожегова читали, там вторым пунктом за этим словом числится буквально «мерзавец и негодяй» с пометкой «бранное».
— Хорошо, убедили, больше не буду его использовать, — скрепя сердце согласился я.