— Второй вариант — парк Горького и колесо обозрения, как говорят, самое большое в Европе.
— Неплохо, — кивнула головой Марина, — а на третье у тебя что?
— Компот, — вылетело у меня, — то есть ВДНХ конечно. Рабочий с колхозницей, фонтан Дружба народов, ракета Восток… карусельки опять же есть, но пониже и пожиже, чем в парке Горького.
— А все три сразу нельзя? — спросила она, глядя в окно на проносящиеся мимо вторую, четвёртую и шестую проходные.
— Все наверно не уберутся в лимит времени — приезжаем мы в пол-второго, значит у нас будет четыре с половиной часа до шести… но две штуки наверно можно будет как-то совместить.
— Тогда я подумаю об этом немного, ладно?
— Уговорила.
И вот мы уже сидим в синих кожаных креслах фирменного поезда «Буревестник», который мчит нас навстречу приключениям.
— Тут чай, наверно, должны предлагать, — сообщила мне Марина, обследовав всё вокруг. — С сахаром в таких маленьких пачечках, по два кусочка упакованные.
— Угу, и в фирменных железнодорожных подстаканниках, — дополнил я. — Сейчас узнаю.
И я поднялся и прошагал к купе проводницы, а там возле титана с горячей водой стоял, покачиваясь, инспектор РОНО Жменя Тимофей Андреич…
Вагонные споры последнее дело
Вагонные споры последнее дело
— Доброе утро, Антон Палыч, — как ни в чём ни бывало поздоровался он со мной… как будто возле подъезда встретились, а не в московском поезде.
— И вам не хворать, — ответил я, чтобы не молчать, а сам прошмыгнул в купе проводницы.
Та довольно в грубой форме разъяснила мне, что сначала соберёт билеты, а потом уже всё остальное будет, включая чай. Я кивнул и направился обратно, но Жменя меня так просто не отпустил.
— Антон Палыч, — заметил он с грустными интонациями в голосе, — насколько я в курсе, вы же давали подписку о невыезде из нашего замечательного города.
А ведь и верно, пронзила меня нехорошая догадка, про подписку-то у меня совсем из головы вылетело.
— Так я же туда-сюда одним днём, — начал зачем-то оправдываться я, — никто и не заметит.
— Ну я вот например заметил, — включил он гаденькую улыбочку.
— Да и что мне за это сделают, даже если вы настучите, — подарил я ему в ответ не менее гадостную ухмылку, — у меня и так две статьи над головой висят, статьей больше, статьей меньше…
— Вам могут изменить меру пресечения на заключение под стражу, — проявил юридическую грамотность Жменя, — а сидеть в наших КПЗ это, знаете ли, удовольствие не из приятных.
— Но вы же об этом никому не скажете? — сделал я такую безнадёжную попытку.
— Ну не знаю, не знаю, — откровенно начал издеваться он, — зависит от того, как мы договоримся.
— Граждане пассажиры, — громко объявила проводница, вылезая из своего купе, — прошу занять свои места и предъявить проездные документы.
— Потом договорим, — буркнул я Жмене, — вы в этом вагоне едете?
— В соседнем, — кивнул он на тамбур, — место 35.
А я вернулся к Марине в совсем уже испорченном настроении. Дальше была проверка билетов и складирование их в сумочку с кармашками (меня всегда, кстати, занимал вопрос — зачем это делается? вначале собирать, а потом раздавать… ответа у меня нет) и чай в мельхиоровых подстаканниках, к которому Марина присовокупила по два бутерброда.
— А ты говорил, зачем они, — уминала она второй бутерброд, — вот за этим самым…
А далее я сказал, что мне надо в сортир, и вышел в следующий вагон — место рядом со Жменей оказалось не занято, я туда и плюхнулся.
— Поговорим? — предложил я, — по-хорошему для начала.
— Конечно, — согласился тот, — для начала и так можно.
— Что ты хочешь за своё молчание про мой отъезд? — начал я.
— Ты и сам знаешь, — ухмыльнулся он, но поймав мой суровый взгляд, тут же поправился, — я имел ввиду плёнку с записью конечно.
— Договорились, — быстро ответил я. — А если в глобальном смысле?
— Не понял? — поднял брови Жменя.
— Зачем ты вообще эту бучу затеял с обвинениями меня хер знает в чём?
— Аааа, — протянул он, — в этом смысле… понимаешь, Антоша, жизнь это такая штука… — и он замолчал.
— Ясно, — бросил я, — а я ведь знаю, кто тебя в том сортире приложил…
— Да ты что? — картинно вскинул руки Жменя, — и кто же это такой смелый нашёлся?
— Кто-кто, Сергей Олегович ваш… у меня и свидетель есть, который подтвердит свои слова под присягой.
Жменя слегка сдулся, грязные ухмылки куда-то сгинули с его физиономии, осталось там только выражение глубокой озабоченности.
— И что дальше? — спросил он, глядя в окно, поезд наш между делом проскочил платформу «Дачная».
— Предлагаю нулевой вариант, как на переговорах по стратегическим наступательным вооружениям, — ответил я.