Пашка разглядывал картинки.
— Странно, — сказала Настя. — Значит, мне приснилось.
— Бывает, — согласился Пашка, продолжая рассматривать журнал. — Вот пожалуйста — очковтиратель, — сказал он, подавая журнал Гене. — Кошмар!
Гена улыбнулся.
— Вы на посевную к нам?
— Так точно. — Пашка оглянулся на Настю: та с интересом разглядывала его. Пашка отметил это. — Сыграем в пешки? — предложил он инженеру
— В пешки? — удивился инженер. — Может, в шахматы?
— В шахматы скучно, — сказал Пашка (он не умел в шахматы). — Думать надо. А в пешечки раз, два — и готово.
— Можно и в пешки, — согласился Гена и посмотрел на Настю.
Настя вышла из-за перегородки и подсела к ним.
— За фук берем? — спросил Пашка.
— Как это?
— За то, что человек прозевает, когда ему надо рубить, берут пешку, — пояснила Настя.
— А-а… Можно брать. Берем.
Пашка быстренько расставил шашки на доске. Взял две, спрятал за спиной.
— В какой?
— В левой.
— Ваша не пляшет. — Ходил первым Пашка.
— Сделаем так, — начал он, устроившись удобнее на стуле: выражение его лица было довольное и хитрое. — Здесь курить, конечно, нельзя? — спросил он Настю.
— Нет, конечно.
— По — что? — нятно! — Пашка пошел второй. — Сделаем некоторый пирамидон, как говорят французы.
Инженер играл слабо, это было видно сразу. Настя стала ему подсказывать. Он возражал против этого.
— Погоди! Ну так же нельзя, слушай… зачем же подсказывать?
— Ты же неверно ходишь!
— Ну и что! Играю-то я.
— Учиться надо.
Пашка улыбался. Он ходил уверенно, быстро.
— Вон той, Гена, крайней, — опять не стерпела Настя.
— Нет, я не могу так! — возмутился Гена. — Я сам только что хотел этой, а теперь не пойду принципиально.
— А чего ты волнуешься-то? Вот чудак!
— Как же мне не волноваться?
— Волноваться вредно, — встрял Пашка и подмигнул незаметно Насте.
Настя покраснела.
— Ну и проиграешь сейчас! Принципиально.
— Нет, зачем?.. Тут еще полно шансов сфотографировать меня, — снисходительно сказал Пашка. — Между прочим, у меня дамка. Прошу ходить.
— Теперь проиграл, — с досадой сказала Настя.
— Занимайся своим делом! — обиделся Гена. — Нельзя же так в самом деле. Отойди!
— А еще инженер. — Настя встала и пошла к своему месту.
— Это уже… не остроумно. При чем тут инженер-то?
— Боюсь ему понравиться-а, — запела Настя и ушла в глубь библиотеки.
— Женский пол, — к чему-то сказал Пашка.
Инженер спутал на доске шашки, сказал чуть охрипшим голосом:
— Я проиграл.
— Выйдем покурим? — предложил Пашка.
— Пойдем.
В сенях, закуривая, инженер признался:
— Не понимаю: что за натура? Во все обязательно вмешивается.
— Ничего, — неопределенно сказал Пашка. — Давно здесь?
— Что?
— Я, мол, давно здесь живешь-то?
— Живу-то? Второй месяц.
— Жениться хочешь?
Инженер с удивлением глянул на Пашку.
— На ней? Да. А что?
— Ничего. Хорошая девушка. Она любит тебя?
Инженер вконец растерялся.
— Любит?.. По-моему, да.
Помолчали. Пашка курил и сосредоточенно смотрел на кончик сигареты. Инженер хмыкнул и спросил:
— Ты «Капитал» действительно читаешь?
— Нет, конечно. — Пашка небрежно прихватил губами сигаретку — в уголок рта, сощурился, заложил ладони за поясок, коротким, быстрым движением расправил рубаху. — Может, в кинишко сходим?
— А что сегодня?
— Говорят, комедия какая-то.
— Можно.
— Только это… пригласи ее… — Пашка кивнул на дверь библиотеки, нахмурился участливо.
— Ну а как же! — тоже серьезно сказал инженер. — Я сейчас зайду к ней… поговорю…
— Давай, давай!
Инженер ушел, а Пашка вышел на крыльцо, облокотился о перила и стал смотреть на улицу.
…В кино сидели вместе все трое. Настя — между инженером и Пашкой.
Едва только погасили свет, Пашка придвинулся ближе к Насте и взял ее за руку. Настя молча отняла руку и отодвинулась. Пашка как ни в чем не бывало стал смотреть на экран. Посмотрел минут десять и опять стал осторожно искать руку Насти. Настя вдруг придвинулась к нему и едва слышно шепнула на ухо:
— Если ты будешь распускать руки, я опозорю тебя на весь клуб.
Пашка моментально убрал руку.
Посидел еще минут пять. Потом наклонился к Насте и тоже шепотом сказал:
— У меня сердце разрывается, как осколочная граната.
Настя тихонько засмеялась. Пашка опять начал искать ее руку. Настя обратилась к Гене:
— Дай я пересяду на твое место.
— Загораживают, да? Эй, товарищ, убери свою голову! — распорядился Пашка.
Впереди сидящий товарищ «убрал» голову.
— Теперь ничего?
— Ничего, — сказала Настя.
В зале было шумно. То и дело громко смеялись.
Пашка согнулся в три погибели, закурил и стал торопливо глотать сладкий дым. В светлых лучах отчетливо закучерявились синие облачка. Настя толкнула его в бок:
— Ты что?
Пашка погасил папироску… Нашел Настину руку, с силой пожал ее и, пригибаясь, пошел к выходу. Сказал на ходу Гене:
— Пусть эту комедию тигры смотрят.
На улице Пашка расстегнул ворот рубахи, закурил. Медленно пошел домой. Дома, не раздеваясь, прилег на кровать.
— Ты чего такой грустный? — спросил Ермолай.
— Да так… — сказал Пашка. Полежал несколько минут и вдруг спросил: — Интересно, сейчас женщин воруют или нет?
— Как это? — не понял Ермалай.
— Ну как раньше… Раньше ведь воровали?
— А-а! Черт его знает! А зачем их воровать-то? Они и так, по-моему, рады, без воровства.
— Это конечно. Я так просто, — согласился Пашка. Еще немного помолчал. — И статьи, конечно, за это никакой нет?
— Наверно. Я не знаю, Павел.
Пашка встал с кровати, заходил по комнате. О чем-то сосредоточенно думал.
— В жизни раз бывает восемна-адцать лет, — запел он вдруг. — Егорыч, на — рубаху. Сэнк-ю!