Чем больше масса наливается не только своими напитками, но и своей политикой в питейных домах, тем курьезнее должна получаться эта своеобразная социальная «иллюминация». Род политического «просвещения», которое там получается, именно похож несколько на отуманивание головы пивом и водкой. Чем более гнило все общество во всех своих слоях, тем больше паров этой гнилости должны концентрироваться в кабацких трущобах. Поэтому кабацкий вопрос и в общественном отношении не следует считать маловажным. К частной испорченности, присущей отдельным лицам и семьям, присоединяется здесь испорченность общественная, так как здесь социальное и политическое мышление прельщается слишком легкой возможностью опьянения и соответственными беспутными представлениями.
III. Господство канальи
1. То, что фактически заслуживает названия канальи, может быть значительным по объему; но отсюда, однако, еще не следует, чтобы подобные вещи были правилом, были вообще присущи среднему человеческому уровню. Целые эпохи и страны, даже целые культурные области могут быть в определенных своих чертах заражены такого рода испорченностью; но этим еще не сказано и не установлено, что средний человек, современный таким состояниям, был бы сам канальей во всех отношениях. Напротив, всегда имеется достаточно пассивности и безразличия, которые только позволяют собой распоряжаться, так что едва ли где-нибудь и когда-нибудь, даже в области наиболее избранно дурных рас, превращение в каналью так называемого в статистике среднего человека могло встречаться в виде общего правила.
У таких рас мы имеем дело с вредностью, которая заложена преимущественно самой природой; и если эта вредность в особенных случаях вырастает до свойств настоящей канальи, то это – лишь особенное уродство, которым все-таки не покрывается в достаточной степени национальность и раса вообще. Задаток к таким свойствам, конечно, нужно предполагать более значительным; но от задатка до его проявления, во всяком случае, остается еще один шаг, а шаг этот не является правилом; скорее, его наличность мотивируется особыми причинами.
Свойства канальи в состояниях, особенно политических и социальных, конечно, вовсе не редкое исключение, но, к счастью, все же еще не правило. Сильная примесь их может быть налицо, и это случай, с которым мы именно и встречаемся в дурных эпохах. Но если бы эта примесь была так сильна, что определяла бы собой все и во всех отношениях, то, конечно, едва ли стоило бы заботиться о человечестве с подобными качествами. Мы должны были бы безусловно отчаяться и не брать больше перо в руки, если бы могли остановиться на представлении, что человечество совершенно неизлечимо заражено во всех своих членах качествами канальи или, хотя бы только в будущем, неизбежно обречено на такое заражение.
2. «Кратос» означает силу, и «кратия» в различных названиях политических устройств означает, что у некоторой группы имеется в руках достаточная сила. И в древности аристократия и демократия отнюдь не имели другого смысла. Что находили выгодным для себя люди с наилучшим положением, то по этому уже одному было общеобязательным. О каком-нибудь праве, стоящем выше таких «кратов», никто не спрашивал. Подобным же образом обстояло дело и с демократией. Демос, т. е. совокупность всех членов общества, причисляемых к сословию граждан, имел суверенное могущество. Он мог распоряжаться, как хотел; он всегда считался источником всякой политической нормы, согласовалось это с каким-либо правовым сознанием или нет, все равно. Следовательно, насильственная воля группы граждан или всех граждан как в аристократии, так и в демократии была решающей. Дело не заходило дальше плоского вопроса о том, кто каждый раз имел власть, выборные от граждан или вся совокупность граждан. Оставались притом в совершенно грубом представлении, что какой-либо круг лиц наперед уже, независимо от их поведения, должен быть выделен в качестве источника всего политически обязательного.
Не только в существе «кратий», но и в существе всякого господства имеется задаток к эгоизму, т. е. несправедливому преследованию своих интересов. В демократии личность насилуется всей массой, тогда как при аристократическом режиме ради выгоды немногих пренебрегают интересами всего остального общества. Поэтому аристократия уже наперед имеет тенденцию превращаться в олигархию, т. е. все более и более сужать круг привилегированных и сводить его к крайне незначительному числу участников. Этот процесс уже древность считала уродливым. Но если бы мы захотели указать, как на соответственное явление в демократии, на её вырождение в охлократию, т. е. в господство большой толпы, то аналогия получилась бы неверная. О рабах здесь отнюдь не было речи, и лишь граждане во всей их совокупности обладали суверенностью. Следовательно, здесь самое большое мог явиться вопрос о том, бывали ли когда действия неорганизованно дикими, так что получила перевес бушующая толпа, или же все протекало по предписанным формам и в установленных границах.