— Дорогая, это всего лишь кладбище домашних животных, — сказал он.
— Если судить по тому, как она сейчас плакала, — Рэйчел указала в сторону кабинета ложкой, испачканной в тесте, — для нее это не просто кладбище домашних животных. Как бы это не стало травмой на всю жизнь. Нет. Она больше туда не пойдет. Я говорю не о тропинке, я говорю об этом месте. Она уже думает, что Черч умрет.
На мгновение у Луиса возникло безумное ощущение, что он все еще говорит с Элли, которая просто встала на ходули, надела мамино платье и очень похожую, очень реалистичную маску Рэйчел. Даже выражение лица было точно таким же, сердитым, но в глубине души она была уязвлена.
Он попытался найти правильные слова, потому что ему вдруг показалось, что это серьезный вопрос, требующий обсуждения, а вовсе не то, о чем можно молчать из уважения к тому секрету… или к тому внутреннему одиночеству. Он попытался найти правильные слова, потому что ему показалось, что она упускает нечто по-настоящему важное, нечто такое, что заполняет собой весь мир, и не увидеть это огромное «нечто» можно, только нарочно зажмурив глаза.
— Рэйчел, когда-нибудь Черч умрет.
Она сердито посмотрела на него.
— Дело не в этом, — сказала она, четко выговаривая каждое слово, будто обращалась к умственно отсталому ребенку. — Черч умрет не сегодня и не завтра…
— Я пытался ей это сказать…
— И не послезавтра, и не через год…
— Дорогая, мы не можем быть твердо уверены…
— Нет, можем! — закричала она. — Мы о нем хорошо заботимся, он не умрет, здесь никто не умрет, и зачем было расстраивать девочку и объяснять ей то, до чего она еще не доросла?
— Рэйчел, послушай…
Но Рэйчел не хотела ничего слушать. Она была в ярости.
— Человеку и так непросто смириться со смертью… питомца, друга или кого-то из родственников… и зачем превращать это в какой-то… в какой-то проклятый аттракцион… в Ф-Ф-Форест-лаун для ж-ж-животных… — У нее по щекам текли слезы.
— Рэйчел. — Луис попытался приобнять ее за плечи, но она сердито стряхнула его руку.
— Оставь! — резко проговорила она. — Ты даже не понимаешь, о чем я сейчас говорю.
Он вздохнул.
— У меня такое ощущение, будто я провалился в бетономешалку, — сказал он, надеясь, что Рэйчел улыбнется. Но она не улыбнулась. Ее глаза полыхали огнем. Луис вдруг понял, что она взбешена. Не просто рассержена, а именно взбешена. — Рэйчел. — Он и сам еще толком не знал, что скажет дальше. — А как ты сегодня спала?
— О Боже. — Рэйчел скривилась и отвернулась, но Луис все же успел заметить обиду в ее глазах. — Это ты хорошо придумал, очень хорошо придумал. Ты никогда не меняешься, Луис. Если что-то идет не так, во всем виновата Рэйчел. У Рэйчел опять шалят нервы, Рэйчел слишком эмоционально на все реагирует.
— Я этого не говорил.
— Да? — Она опять грохнула миску на стол, взяла форму для кексов и принялась смазывать ее маслом, крепко сжав губы.
Луис терпеливо проговорил:
— Нет ничего страшного в том, что ребенок узнает о смерти, Рэйчел. На самом деле это необходимо. Реакция Элли — ее слезы — это вполне естественно. Это…
— Да, это очень естественно, — оборвала его Рэйчел. — Очень естественно слышать, как твоя дочь рыдает, оплакивая смерть кота, который еще и не думал умирать.
— Перестань, — сказал Луис. — Давай поговорим как разумные люди.
— Я не хочу обсуждать эту тему.
— Да, но мы все же ее обсудим. — Луис тоже начал закипать. — Ты уже высказалась, теперь моя очередь.
— Она больше туда не пойдет. И все, тема закрыта.
— Элли с прошлого года знает, откуда берутся дети, — медленно проговорил Луис. — Мы показали ей книжку Майерса и все ей рассказали, помнишь? Мы с тобой согласились, что детям следует знать, откуда они берутся.
— Это здесь ни при чем…
— Очень даже при чем! — рявкнул Луис. — Когда я говорил с Элли о Черче, я думал о моей матери, которая, когда я спросил, откуда берутся дети, скормила мне старую сказочку про капусту. Я не забыл эту ложь. Если родители говорят детям неправду, дети этого не забывают.