Федя с Петькой стремглав пролетели через грядки с капустой и огурцами, перелезли через изгородь, продрались сквозь заросли крапивы, ещё раз перемахнули через изгородь и оказались в чьём-то дворике за высоким забором. Федя огляделся и сообразил, что они попали на усадьбу директора школы имени Ленина.
— Пересидим здесь, — шепнул Федя Петьке и первый вбежал на застеклённую террасу.
Вбежал и обомлел: перед ним стояла Алла Дембовская, которую он не видел с момента отъезда в Ленинград. Она была в розовом халатике, в тапочках на босу ногу, золотистые вьющиеся волосы рассыпались по плечам.
— Федя? Ты?! — вскрикнула Алла. — Что за чудо! Ты разве не в Ленинграде?
Федя криво улыбнулся, горло у него пересохло.
— Как видишь!
— Значит, вернулся! И не дал о себе знать? — Девушка кокетливо улыбнулась. — Вот нехороший… А я о тебе так часто вспоминала. Но каким образом ты оказался здесь? И в таком виде. — Она покосилась на Петьку. — Вон что… Уж вы не за яблоками ли забрались?..
— Ага… за яблоками! — хрипло произнёс Федя, озираясь по сторонам и настороженно прислушиваясь.
Алла лукаво погрозила пальцем.
— Ну, ну, это на тебя не похоже!.. Пожалуйста, бери сколько хочешь и так. — Она кивнула на вазу с яблоками.
За высоким забором, отделяющим дом от улицы, послышался топот тяжелых сапог. Затем требовательно постучали в калитку.
Алла недовольно дернула плечом.
— Что там такое? Подождите, мальчики, я сейчас…
Запахнув халатик и поправив волосы, она вышла с террасы и направилась к калитке.
— Это они! — шепнул Петька. — И знаешь, куда мы попали? Это же Алка, бургомистрова дочка. Ее папаша, видно директорский дом захватил. Застукают нас теперь. Бежим скорее.
Но было уже поздно.
Алла открыла калитку и столкнулась лицом к лицу с солдатами. Злые, взмокшие от бега, они грубо оттолкнули Аллу и ввалились во двор.
Федя и Петька присели на корточки и прижались к цоколи террасы.
— Позвольте! Как вы смеете? — властно, высоким голосом закричала Алла. — Это дом бургомистра Дембовского… А я его дочь!
— Цвай партизан… стреляйт винтовка… сюда скрывайся, — смущённо забормотал один из солдат.
— Так бы и сказали. Действительно, двое каких-то пробегали. Вон туда… — Алла показала вдоль улицы. — А здесь дом бургомистра. И прошу не беспокоить! Грубияны!
Неловко потоптавшись, солдаты задом отступили за калитку, и Алла резко задвинула засов. Потом вернулась на террасу.
Федя и Петька сидели бледные, одеревеневшие.
— Ушли. Можете не волноваться, — сказала Алла. — Вот уж не думала, что вы партизанами стали.
— Куда нам! — буркнул Федя, поднимаясь.
— А в немцев вы всё же стреляете?
— Да почудилось им… Мы просто траву для коз собирали, — с невинным видом сказал Петька.
Алла усмехнулась.
— Откуда же тогда у Феди в кармане затвор от винтовки?
Федя схватился за нагрудный карман и вспыхнул: оттуда выглядывал затвор. Он быстро переложил его в карман брюк и с вызовом посмотрел на девушку.
— Хорошо, можем объясниться! Да, мы стреляли в фашистов! И будем стрелять! — Федя сказал это убеждённо, со страстью, и Алле показалось, что он даже скрипнул зубами. — Будем уничтожать их из-за каждого угла, на каждом шагу. Ведь так, Петька?
— Да их, гадов-сволочей… — азартно подхватил Петька, но Алла протестующе замахала руками.
— Федя, что ты говоришь?! Ты умный парень и должен понять: немцы же сила, они пришли в Россию надолго и с самыми серьёзными намерениями. И против них ничего уже не сделаешь. Они скоро возьмут Ленинград, потом Москву.
— «Сила, серьёзные намерения»! — зло передразнил Федя. — Вот как запела дочка бургомистра.
— При чём здесь «дочка бургомистра»? — Алла обиженно поджала пухлые губки. — Это моё внутреннее убеждение. России надо приобщаться к западной цивилизации. А немцы — культурные люди.
— Убеждение! — задохнулся Федя, с трудом сдерживая желание выкрикнуть девушке в лицо самое грязное ругательство. — Тогда зови фашистов! Выдавай! Скажи, что мы партизаны, что мы стреляли в них! Ну? Чего медлишь?
— Да пойми, Федя, — опешила побледневшая девушка. — Я не предательница… Я тебе желаю только добра…
— Ладно ты, уймись! — Перепуганный Петька схватил Федю за руку и потянул за собой. — Пошли отсюда!
Выйдя с террасы, он проделал в изгороди отверстие и перелез через него. Вслед за ним, не удостоив Аллу взглядом, скрылся и Федя.
Девушка осталась одна.
Яростная вспышка Феди испугала Аллу. Неужели он так ненавидит её? А ведь когда-то увлекался, ухаживал за ней, писал письма. Неужели всё это потому, что её отец стал бургомистром? Но он не делает людям ничего плохого. Просто помогает немцам наводить в городе порядок. А что немцы сила и с ними ничего не сделаешь, в этом Алла действительно уверена. Ведь столько войск и техники проходит через Остров! А как далеко немецкая армия проникла в глубь страны! Федя же просто какой-то неукротимый, бешеный, ненормальный Знает всё это, а лезет на рожон, дразнит немцев. Может, это он пишет и распространяет листовки, те самые листовки, которые доставили так много неприятностей немецкому начальству и её отцу? Тогда это совсем уж глупость! Отец так и сказал, что листовки, наверное, дело рук комсомольцев, и даже просил Аллу при случае предупредить своих школьных приятелей и подруг, чтобы они не играли с огнём. Алла не выдержала и в тот же день отправилась к Сушковым.
Тётка и мать
Тётя Лиза обрадовалась приходу Аллы и растерялась. Девушка раньше была частым гостем у Сушковых, но с отъездом Феди в Ленинград совсем их забыла. К тому же она стала дочкой бургомистра, и тётя Лиза не знала, как себя с ней вести.
— Ах, Аллочка, куда тебя и посадить-то, не знаю, — засуетилась она. — Тесно у нас, бедно… Погорели мы! Вот и Федя куда-то запропастился. Может, пойти поискать?
— Нет, нет, не надо, — остановила её Алла. — Я к вам, тётя Лиза…
И она вполголоса рассказала, что племянник занимается недозволенным и опасным делом — сбором оружия. Сегодня с Петькой Свищёвым они стреляли по немцам, их приняли за партизан, гнались за ними и могли бы схватить, если бы она, Аллочка, не выручила их. Тётя Лиза, конечно, знает, какой она большой друг Феде и как она желает ему добра. И напрасно Федя думает, что какими-то там листовками да случайным найденным в поле оружием можно поколебать могущество и силу немцев. А вот себе он может сильно повредить…
Тётя Лиза похолодела от страха. Всю свою нерастраченную женскую любовь она вложила в сына своей рано умершей сестры. Она не спала ночей, когда Федя простужался и заболевал; мучительно переживала, когда хилый Федя вбил себе в голову, что станет военным, и с болью проводила его в Ленинград.
Возвращение Феди в Остров, когда здесь уже хозяйничали немцы, тётя Лиза приняла как огромное несчастье. Она всячески оберегала племянника от опасностей, следила, чтобы он никуда не ходил, ни с кем не связывался, жил бы тихо и неприметно. Значит, он всё-таки не послушался тётку. Недаром он часто куда-то уходит, встречается с приятелями, исчезает по ночам. И вот теперь дошёл до того, что собирает оружие и стреляет в немцев. Что же с ним будет?
— Я знаю, Федя всё это не сам придумывает. Кто-то его подогревает! Но кто? Как вы думаете, тётя Лиза?
«Да она что? Допытывать меня пришла, выведывать?» — насторожилась тётка. И упрямо покачала головой: нет, нет, она ничего не знает.
И в тот же миг её осенило: «А ведь всё это от Клаши идёт, от вожатой». Недаром они с Федей встречаются по вечерам, часами сидят в сарайчике на огороде, о чём-то шепчутся.
— Меня и отец просил предупредить, — собираясь уходить, сказала Алла, — чтобы комсомольцы вели себя потише, немцев не дразнили. Иначе всё это может плохо кончиться.
— Да, да, совсем плохо, — согласилась тётя Лиза, провожая Аллу. С завтрашнего дня она устроит Федю куда-нибудь на работу к немцам, чтобы он не вызывал ни у кого подозрений. Или, ещё лучше, увезёт его из Острова.