В начале 1937 г. в фокус внимания центра попало то, что на языке того времени называлось «нарушение социалистической законности в отношении трудящегося крестьянства». В СССР разворачивалась кампания по выявлению таких фактов на местах и организации показательных судебных процессов над виновными. Популистский сценарий этого политического театра в сельском хозяйстве выглядел следующим образом: местные руководители (секретарь райкома партии, главный агроном, районный зоотехник, директор МТС, завфинотделом и «их приспешники») объединились в «семейные кружки» и направили свою враждебную деятельность на провоцирование недовольства крестьян против советской власти. Но И. В. Сталин узнал об этом и заступился за крестьян, наказал виновных[4]. Во время таких судов крестьянам показывали, что называется, врага в лицо – конкретных виновников сложившейся ситуации в каждом отдельном районе, колхозе, деревне. Важно отметить, что «трудящимся крестьянством» во время этих событий называли не только колхозников, но и тех, кто не вступил в колхозы – единоличников, еще совсем недавно они классифицировались исключительно как кулаки или подкулачники – реальные или потенциальные враги советской власти, которым не было места в социалистическом обществе. Первый показательный суд над виновниками нарушения революционной законности состоялся в Лепеле. Вполне вероятно, что в качестве первого и подлежащего показательной порке мог быть выбран любой другой район СССР, поскольку то, что происходило в Лепеле, являлось распространенной повсеместно практикой.
В широком смысле политика, обозначенная в источниках как «наказание за нарушение социалистической законности», означала, что режим карал за те действия, которые он незадолго до этого не только допустил, но и ожидал от своих институций и кадров[5]: коллективизацию и выполнение всех норм поставок продукции надлежало обеспечить любыми методами.
Включение широких крестьянских масс в так называемую борьбу против местных «кланов», которые теперь квалифицировались как представшие перед судом преступники, имело целью, очевидно, интеграцию крестьян в проводимые мероприятия на стороне властей. А это, в свою очередь, требовало большой публичности и театральности. Показательные судебные процессы в сельском хозяйстве попали в поле зрения исследователей после выхода статьи Ш. Фицпатрик «Как мыши кота хоронили» в 1993 г.[6] Затем эта статья вошла в книгу «Сталинские крестьяне», где автор сквозь призму повседневных стратегий исследует жизнь крестьян в период после завершения коллективизации. Мое исследование в значительной степени было вдохновлено именно этой работой. Вместе с тем исследователи сталинизма, отдавая должное работе Ш. Фицпатрик в целом, категорически отказывались признать правомерность описания данных судов с отсылкой к концепции карнавала М. М. Бахтина, или как назвала это Фицпатрик: карнавальная инверсия или «советская версия карнавала», когда верх и низ поменялись местами, в роли пострадавших, обвинителей и основных зрителей – крестьяне, а на скамье подсудимых – начальники; а массы получили возможность кратковременного «выпускания пара» без существенного изменения положения в дальнейшем[7]. Критики Фицпатрик небезосновательно настаивали на том, что все эти суды были инициированы сверху и едва ли возможно их описывать в понятиях карнавала[8]. Собственно, ни с одним их этих утверждений Ш. Фицпатрик и не спорила, но она настаивала на том, что изучение террора необходимо вести не только «сверху», здесь наши знания ушли далеко вперед, что наиболее значительные достижения в нашем понимании этого феномена были достигнуты именно там, где фокус сужался до конкретных явлений и процессов. Она отмечала: «Когда мы лучше поймем, как работали разные процессы террора в 1937–1938 годах, у нас будет больше возможностей судить, действительно ли мы должны мыслить в терминах единого явления, и если да, то как это явление должно быть охарактеризовано и объяснено»[9].
К 1937 г. показательные судебные процессы имели уже свою историю и традицию (суды времен Французской революции, суды над народовольцами в России, суд над эсерами 1921 г., Шахтинское дело 1928 г. и др. в СССР). Суды в сельском хозяйстве начались практически сразу вслед за двумя громкими «Московскими процессами» 1936–1937 гг. и продолжались во время третьего из них[10]. На этих судах на скамье подсудимых оказались высшие партийные и государственные деятели, обвинения строились на их признаниях[11]. Огромное количество публикаций в газетах, проведение собраний и митингов с инициированным выражением любви и преданности к партии, к товарищу Сталину, с одной стороны, и требованием советских трудящихся применить самую жестокую кару к «подлым изменникам и предателям»[12] – с другой, несомненно, создавали вполне определенные настроения к моменту проведения судов в сельском хозяйстве.
5
Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939: Документы и материалы: В 5 т. T. 5: 1937–1939. Кн. 1 / под ред. В. Данилова, Р. Маннинг. M., 2004. С. 47.
6
Показательные судебные процессы над руководством районов Ш. Фицпатрик назвала карнавалом, а статью, посвященную им, назвала «Как мыши кота хоронили» (Fitzpatrick Sh. How the Mice Buried the Cat: Scenes from the Great Purges of 1937 in the Russian Provinces // The Russian Review. 1993. Vol. 52. № 3. Р. 299–320), которая затем вошла в ее книгу: Fitzpatrick Sh. Stalin's Peasants: Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivization. N. Y., 1994, русский перевод данной книги вышел в 2001 г. – Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне: социальная история советской России в 30-е годы: деревня.
8
Например, Ellman M. The Soviet 1937 Provincial Show Trials: Carnival or Terror? // Europe-Asia Studies. 2001. Vol. 53. № 8. P. 1221–1233; Верт Н. Террор и беспорядок. С. 268.
9
Fitzpatrick Sh. A Response to Michael Ellman // Europe-Asia Studies. 2002. Vol. 54. № 3. Р. 473–476.
10
Первый из так называемых Московских показательных судебных процессов имел место еще в августе 1936 г., второй – в январе 1937 г. Среди обвиняемых были высшие руководители СССР (Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев на первом суде, К. Б. Радек, Г. Л. Пятаков – на втором). Обвиняемым вменялось в вину сотрудничество с западными разведками с целью убийства Сталина и других советских лидеров, ликвидация СССР и восстановление капитализма, организация вредительства во всех отраслях экономики и т. д. Третий процесс в марте 1938 г. состоялся над 21 членом так называемого «правотроцкистского блока». Главным обвиняемым являлся Н. И. Бухарин, бывший глава Коминтерна, также бывший председатель Совнаркома А. И. Рыков, Х. Г. Раковский, Н. Н. Крестинский и Г. Г. Ягода – организатор первого московского процесса. Все обвиняемые, кроме трех, казнены.
11
Историография террора довольно обстоятельно рассмотрена в статье: Самуэльсон Л., Хаустов В. Сталин, НКВД и репрессии 1936–1938 годов. Историография проблемы // https://polit.ru/article/2009/08/05/haustovsamuelson/
Данные процессы рассматриваются в следующих работах: Conquest R. The Great Terror: Stalin's Purge of the Thirties. N. Y., 1968; Getty J. A. Origin of the Great Purge. The Soviet Communist Past Reconsidered. 1933–1938. Cambridge, 1985; Медведев Р. А. О Сталине и сталинизме. М., 1990; Инквизитор: Сталинский прокурор Вышинский / сост. и общ. ред. О. Е. Кутафина. М., 1992; Хлевнюк О. В. 1937 г. Сталин, НКВД и советское общество. М., 1992; Роговин В. З. 1937. М., 1996; Ковалев В. А. Распятие духа. Судебные процессы сталинской эпохи. М., 1997; Шубин А. В. Вожди и заговорщики. М., 2004; «На процесс допускаются по спискам, утвержденным т. Ежовым». Документы РГАСПИ о «процессе 16-ти». 1936 г. // Отечественные архивы. 2008. № 2. URL: http://portal.rusarchives.ru/publication/ejov.shtml
12
Например, см. докладные записки о настроениях трудящихся БССР вокруг процессов над антисоветским троцкистским центром: Национальный Архив Республики Беларусь (НАРБ, г. Минск). Ф. 4-п. Оп. 1. Д. 12082. Л. 26–28; Д. 12100. Л. 102–107; вокруг процесса над Тухачевским, Якиром, Уборевичем и др. в июне 1937 г. см. там же: Д. 12079. Л. 56–57; Д. 12079. Л. 58–60. В докладных обязательно есть информация о «вражеских выступлениях и вылазках врагов».