Лицо мастера сделалось серым.
— Это не я, ради всего святого, правда, не я!
— Тогда, может быть, соблаговолите сказать, как попала корзина в вашу мастерскую?
— Бога ради! Понятия не имею. Должно быть, Горм притащил. Откуда мне знать, зачем она ему? Я его спросил пару раз, но он будто воды в рот набрал. Если уж чего-то не хочет, так его не сдвинешь. Тут даже я бессилен.
— Эта корзина из Цирбельхё. Она стояла у Кривой Юлии, корзинщицы, которая там жила.
— Ну и что?
— Я сказал «жила», не заметили? Теперь она мертва. Ее убили, а корзина исчезла.
Тауфлибу потребовалось время, чтобы обдумать сказанное. Потом он нахмурился.
— Возможно, господин магистр, что Горм взял корзину у Кривой Юлии. Возможно, что женщина убита. Но это еще не значит, что одно связано с другим. Горм, конечно, звезд с неба не хватает, но он неплохой малый. Он и мухи не обидит! Даже мухи!
— Ваш подмастерье каждую ночь проводит дома?
— Ну, я…
— Отвечайте!
Тауфлиб собрался с духом:
— Разумеется. Всегда.
Лапидиус видел, что он лжет. И не только видел, он это знал. Потому что в ту ночь, когда он проник в дом Тауфлиба, тот сам сетовал, что Горма нет.
— Вы знаете пещеру Шабаша?
— Пещеру… как?
— Шабаша.
— Нет.
Лапидиус был убежден, что мастер снова лжет.
— Вы знаете, что такое сталактиты и сталагмиты?
— Э… нет.
— У вас есть маска дьявола?
— Что?
— Вам говорит что-нибудь понятие «сыны дьявола»?
— Э… нет.
— Вы знаете триптих святого Габриеля в церкви пастора Фирбуша?
— Нет. Послушайте, что все это значит? Я…
— Значит, вы не знаете и того, что его осквернили? Сделали надрез на шее архангела?
В лице Тауфлиба Лапидиусу почудилась смесь упрямства и вины.
— Нет, черт подери! Нет, нет и нет!
— Вам говорят что-то буквы DRJO или DRJG? Знаете, для чего используется белена?
— Да.
— Что вы имеете в виду, буквы или белену?
— Белену, конечно. Она дурманит.
— Ага. Уже лучше. Потихоньку продвигаемся. Вам знакомы Кёхлин и Друсвайлер? Те бабы, что оклеветали Фрею Зеклер?
— А кто их не знает! Но я…
— Хорошо, хорошо. Вы владеете латынью?
— Что? Так, немного. Чуть-чуть учился в латинской школе…
— Очень хорошо. Вы знаете, что означает Filii Satani?
— Нет, хотя погодите… — Тауфлиб теперь казался чуть сбитым с толку. — Что-то про сыновей и дьявола.
— Вы сами сказали. Я знал, что мы подойдем ближе к делу. Вы не ощущаете себя «сыном дьявола»? Признайтесь честно. У меня много доказательств, что вы являетесь таковым. Сатана коварен, иногда он является во плоти. Большей частью по ночам. У вас не бывает иногда такого ощущения, что вас пронизывает зло? Что вас распирает жар? Хочется убивать? Насиловать? Пить кровь?
Лапидиус намеренно взвинчивал голос и под конец почти кричал. Тем более он удивился, что ответа на это не последовало. Мертвая тишина стояла во дворе. Тауфлиб молчал, глядя куда-то вдаль. Наконец он сказал:
— Думаю, в каждом из нас есть частица дьявола, магистр. Во мне, в Горме, в вас. Поэтому можете задать все эти вопросы и себе тоже. По крайней мере, вы мне со всем вашим тайным знанием о пещерах и дьяволе кажетесь очень подозрительны. И я еще подумаю, не пойти ли мне к начальнику стражи и передать этот разговор. И прошу вернуть мне бур. Это моя собственность.
Лапидиус проглотил ком в горле. Он уже был уверен, что почти разоблачил Тауфлиба, как вдруг такой поворот. Мастер и в самом деле обладал дьявольским хладнокровием. Поначалу он бесстыдно врал, потом почувствовал себя неувереннее и вот, пожалуйста, под конец снова взял себя в руки и все пере вернул. Даже опять угрожает начальником стражи. Обидно. Но он, Лапидиус, не даст себя сбить и тем более запугать!
— Бур — это вещественное доказательство, мастер! И он останется у меня.
Тауфлиб мгновение помедлил. Потом пожал плечами и, ни слова не говоря, покинул двор. Лапидиус смотрел ему вслед, раздумывая, как расценить этот жесткий разговор. Он хотел добиться от Тауфлиба признания, но не удалось. С другой стороны, мастер неоднократно уклонялся от правды, так что под давлением он, возможно, и заговорит. Признается, что он «сын дьявола», что посылал своего слабоумного подручного на убийства? А так ли это? Горм, конечно, зависел от своего мастера. Но всегда ли он ему подчинялся? Вовсе нет. Взять хотя бы замечание Тауфлиба, что даже он не может «сдвинуть» Горма, если тот заупрямится. Кто же тогда имел на подмастерье большее влияние, чем Тауфлиб?
Лапидиус, волоча ноги, поплелся в дом.