Богдан не страдал брезгливостью. Сам, бывало, напивался прилично, и пацаны… Много всего повидал. Но от понимания того, что Юльку кто-то целенаправленно накачал какой-то гадостью, чтобы девочка беззащитной стала; от того, что не дебил, и мог представить, для чего это кто-то сделал… мутилось в голове и какое-то непривычное бешенство давило грудь, выплескиваясь ледяной яростью.
Х**н знает что. Может, то самое желание иметь кого-то близкого, кого не было никогда из-за рано сбежавшей матери и отца, переиграющего стену эмоциональной черствостью. А тут все же «родня», как ни глянь.
Или в самой этой девчонке нечто такое было, что его зацепило глубоко?.. И такое могло быть. Не важно, нынче так точно!
Найдет и разберется! Отметелит так, что больше никогда желания девчонок трогать не возникнет. Пусть живет долба***м евнухом!
— Хорошо, я выезжаю. Дай ей воды, сколько сможет выпить, — напомнил Артур и отключился.
Дан же быстро сунул телефон в карман брюк и наклонился к Ким, которая повисла на его руках, удерживающих ее за плечи.
— Все хорошо. Все нормально, малая, — прошептал тихо, стараясь как-то сгрести волосы, убрать пряди от ее лица.
Блин, так… жалко(?) вдруг ее стало. Другое что-то, большее, не жалость… Никак не мог вспомнить это слово, чтоб описать затопившее душу ощущение. Реально хотелось прижать к себе, хоть как-то облегчить состояние, пусть и ни фига не знал, чем помочь, кроме как держать.
— Прости, — всхлипнула девчонка. Закашлялась. Ее всю трясло, но язык и сейчас заплетался. — Прости, Дан. Что так… Не понимаю… — у нее ноги опять подкосились, хорошо, он держал, и вовремя подхватил.
Она… сознание Юли словно уплывало.
— Не парься, Юль. Ты тут совсем не виновата, — отмахнулся Богдан.
Покрутился, пытаясь найти что-то, чтоб дать ей вытереться. Не обнаружил ни фига, разве что тряпку, которой зеркала протирал или фары. Но это вообще не то. Усадил Ким, которая снова отключалась, на заднее сидение и начал стаскивать с нее испачканную кофту.
— Извини, — снова жалко всхлипнула она, как-то беспомощно поддаваясь любому его движению. — Я даже руками не управляю… — по щекам Юли слезы побежали.
— Не парься, малая, — как заведенный, повторил Дан, сглотнув. Блин! Еще утром бы не поверил, что его так пробить может из-за этой девчонки, бесила же больше. А сейчас в животе ледяной ком. И сердце в груди давит. — Все будет нормально. Откачаем.
Осторожно, неумело, неловко как-то вытер этой же кофтой ей лицо. Опять в свою куртку укутал. Хорошо, хоть минералка валялась в салоне. Правда, бутылку он давно распечатал и половину выпил… Но Богдан справедливо рассудил, что сейчас Юльке точно не до гигиены или брезгливости.
— По чуть-чуть давай, малая, — прижав горлышко бутылки к ее губам. — Врач сказал, надо пить, сколько сможешь. Легче станет. Давай, Юль, постарайся. Покажи характер, — то ли уговаривал, то ли поддевал ее Дан, видя, что она вот-вот сознание потеряет.
И так страшно было! Греб**ныйи мудак! Что он ей подмешал?! Ведь всякие бывают таблетки… Дан немало про клофелин слышал. И умереть можно от такого… Оставалось надеяться, что ничего подобного у пацана в планах не было. Да и, вероятней всего, та сволочь просто трахнуть беспомощную девчонку хотела. Видимо, при трезвой памяти Юля его послала на фиг. Хотелось надеяться, что некрофилией пацан не страдал, и ничего слишком сильного ей не подсыпал.
— Давай, маленькая, — едва не по капле вливая ей в рот воду, уговаривал Дан, чувствуя себя ни х*ра не уверенным и не взрослым.
Никакого пафоса, никакого гонора, которыми его батя вечно попрекал. Просто тупая беспомощность и непонимание, что делать, несмотря на то, что уже двадцать четыре вроде, и даже что-то в жизни повидал…
— Еще глоток, — уламывал он ее напоследок, после чего опять уложил на заднем сиденье, а сам упал на водительское, погнав к дому так, как иногда не гонял на гонках.
Юля плохо понимала, что происходит. Очень слабо ориентировалась во времени и том, как именно она дома оказалась, в этой огромной двухэтажной квартире, куда переехала вместе с матерью, когда та расписалась с отцом Дана.
Богдан…
Вот что Юлька понимала очень хорошо, несмотря на ужасную головную боль, тошноту, дикий холод, сковывающий все тело, и озноб, что без него ей было бы куда хуже. Это он ее сюда принес, в Юлину комнату. На руках. И переодел сам, натянув поверх так и оставшегося спортивного топа какую-то свою огромную футболку. Штаны просто стянул, оставив в одних трусах… Даже в туалет ее относил, укутав в одеяло. Но она не стеснялась…