Оторвавшись от микроскопа, Бен поманил Люка рукой.
— И что привело тебя сюда?
— Только что потеряли пациента, четырехлетнего мальчика из Гватемалы. Легочная недостаточность — так это по крайней мере выглядело. Хочу попросить тебя сделать вскрытие.
Патологоанатом поскреб виски. Ни один седой волос не портил его темную шевелюру.
— Какие-нибудь еще подробности расскажешь?
— Впервые мальчика зарегистрировали в клинике. Это было месяц назад. Количество белых кровяных телец — пятьдесят тысяч. В основном лимфоциты.
Бен выключил CD-плейер.
— Не сомневаюсь, что ты уже подумывал о лейкозе. Властные клетки?
— Нет.
— Знаю, что старомоден, но кто-нибудь рассматривал мазок крови под микроскопом? Все эти компьютерные счетчики клеток тупы как пробка. Они врут напропалую, когда дело доходит до бластных или других аномальных клеток. Не удивлюсь, если твои данные окажутся лабораторной ошибкой.
Люк, обошел вокруг стола и, сев за компьютер, открыл файл рентгеновского снимка грудной клетки мальчика.
— Возможно. А теперь взгляни-ка на снимок.
Бен нацепил очки и, уставившись в экран, принялся закручивать бровь, придавая ей коническую форму. Буйной растительностью он, безусловно, гордился.
— Легочная недостаточность, говоришь?
— Именно.
Бровь стала закручиваться еще быстрее.
— Черт возьми. Легочный рисунок усилен. Ничего особенного, но очажки повсюду. Сдается, легким хана.
Уилсон поверх дужек очков посмотрел на Люка:
— А как они звучали?
— Когда мальчика привезли — чисто, как колокол. Потом я слышал несколько хрипов и щелчков. Дыхание, правда, было уже искусственным.
Патолог снова посмотрел на снимок.
— Черт возьми. — Бровь закручивалась в феерическом темпе.
Люк опустился на стул рядом с аквариумом. Чарлотт где-то пряталась.
— Я рассчитывал, что смогу убедить тебя взяться за вскрытие.
— Правильно ли я понял: мальчик приземляется к нам на порог больницы, умирает в отделении неотложной помощи и мы не знаем почему? Тогда дело за коронером. Сам знаешь.
— А коронер может позволить тебе поучаствовать? Ну, если попросишь?
Бен пощелкал пальцами.
— Да в мгновение ока. Трудности что у них, что у меня одинаковые: много работы и мало людей.
— Бен, я хочу знать, почему умер мальчик. Если возьмешься за дело, уверен — ответ найдется.
Бен поковырял в ухе.
— Я так понимаю, после столь грубой лести ты собираешься вытрясти из меня всю душу. Угадал?
— Спасибо!
— Тпру, приятель. Я пока ни на что не согласился.
— Но собираешься.
Бен помассировал щеку.
— А, черт. Надо бы тело кому-то принести. Позвоню-ка медэкспертам, введу их в курс дела.
— Сделаешь сегодня?
— Нет уж, дудки. Знаешь ли, мне дарована жизнь, и я что-то подзабыл, когда получал от этого удовольствие. Тем не менее кое-что придется сделать, пока труп не остыл.
— Например?
— Например, наскрести немного костного мозга. Эти клеточки чертовски чувствительны, и к воскресенью могут сильно измениться.
— К воскресенью?
— Завтра мы принимаем дома гостей, следующая неделя расписана по часам. Остается воскресенье. Надумаешь зайти, буду у себя ни свет ни заря.
— Спасибо.
— Не за что. — Бен снял очки и потер глаза.
Когда Люк уже собрался уходить, Бен неожиданно спросил:
— Ты читал во вчерашней газете статью про «Зенавакс»? Они размешают пакет акций на Нью-Йоркской фондовой бирже.
Во взгляде Люка не было ни искринки интереса, но Бен и ухом не повел:
— Это будет IРО, первичное публичное размещение акций. Вот так эти люди делают деньги на работе твоего отца.
В известном смысле отец Люка вполне мог считать себя основателем корпорации «Зенавакс». Компания производила вакцины, используя принципиально новый подход к иммунитету. Однако первопроходцами в этой области была команда Университетской детской, которую возглавлял отец Люка, Элмер Маккена. Последняя разработка Элмера — радикально иной тип вакцины против гриппа — привела к прорыву в области иммунологии.
В отличие от других вакцин против гриппа, убивающего сотни тысяч людей ежегодно, отцовская защищала практически от любого штамма. Благодаря уникальным свойствам разовая вакцинация давала пожизненный иммунитет.
— Тебе известно, что рыночная стоимость «Зенавакса» составляет примерно три миллиона долларов? Прочти статью, не пожалеешь.
Люк щелкнул пальцем по аквариуму.
— Что-то сомневаюсь.
— В статье приводится список должностных лиц компании и сколько они будут стоить через несколько недель после завершения опционов по разделу акций. — Бен хлопнул ладонями по столу. — Догадываешься, какой суммой будет располагать эта женщина? — И, не дожидаясь ответа: — Двумя миллионами долларов.
Эта женщина. Конечно, Кейт Тарталья, звонившая Люку. А он до сих пор не ответил.
Она была микробиологом в команде отца, но четыре года назад ушла, забрав с собой все, чему научилась, и продала наработки «Зенаваксу» за солидное жалованье и опционы. Поначалу Кейт была скромным работником на контракте у Элмера. Почти никто и не заметил, как она уволилась.
Но совсем скоро ситуация изменилась. Компания, о которой в Университетской детской никто не слышал, работала над вакциной по технологии, похожей на отцовскую. Прошло несколько месяцев. Пока больница готовила заявки на лицензию, как и любое научное учреждение со скоростью улитки, «Зенавакс» успел несколько раз посетить патентное бюро США, подписал свои заявки и зарегистрировал права на те знания, которые извлек из Тартальи. А сделав это, получил преимущество перед Университетской детской и вскоре стал полным правообладателем новой вакцинной технологии. И все потому, что отец Люка не удосужился заставить Тарталью подписать стандартный контракт с больницей, включавший пункт о неразглашении сведений. Что оставляло бы Университетской детской все права на результаты ее работ.
Бен покачал головой:
— Ну и что тут скажешь? Твой отец — ужасно славный малый, я его люблю не меньше твоего. Но ему нужен — какое бы словечко подобрать? — управленец. Чтобы присматривать за ним, не давая наступить в дерьмо, пока он обдумывает великие мысли.
Административный промах отца лишил больницу столь желанного финансового успеха, который обеспечил бы ее на ближайшие десятилетия.
Заплатил свое и Люк. Кейт Тарталья была его девушкой — до того, как предала Элмера.
Об этой связи Бен скорее всего не знал. Как не знало и большинство сотрудников больницы. Исследовательские разработки давно превосходили технические возможности Университетской детской. Кейт работала в лаборатории в университетском кампусе на другом конце города. По рабочим вопросам приходила в больницу, где в один из визитов их и познакомил отец.
Люку повезло: о жизненных приоритетах Кейт он узнал раньше, чем их отношения окрепли. Честной игре и верности в ее системе ценностей места не нашлось.
Он сомневался, что отец извлек урок из фиаско. Контракты, интеллектуальная собственность, патенты… От всего этого Элмер был далек, как спутники Юпитера. И будет далек. Да и главой отделения Элмер оставался лишь потому, что у него бессрочный контракт и администрация больницы бессильна против университетских правил.
В голове Люка что-то отчетливо щелкнуло: детали головоломки встали на свои места. Вот зачем Кейт звонила в отделение неотложной помощи. Возможно, ей хотелось «внести ясность» после газетной статьи и как-то загладить вину, руководствуясь некоей извилистой логикой.
Бен поджал губы, вынашивая очередную мысль.
Люк опередил его:
— Мне необходимо вернуться в отделение.
— Ладно, иди уж, непрошеный гость. — Бен помахал рукой и прильнул к микроскопу. — И не сомневайся — тело ты получишь. Очень скоро.