После семисекундной задержки, вызванной процессом шифрации, голос клиента послышался вновь:
— Он был жив?
— Да, но дышал с большим трудом. — Кальдерон отодвинулся подальше от шумной китайской парочки, которая препиралась меж собой на кантонском диалекте, а заодно и от трех видеокамер наблюдения, вмонтированных в потолок над багажным транспортером. — Служба безопасности аэропорта перекрыла все подходы, и я мало что увидел.
Воспользовавшись суматохой, Кальдерон присоединился к толпе зевак, следивших, как бригада медиков в голубых комбинезонах — с неуместно веселой, радужной эмблемой на груди — бежала рысью по обеим сторонам каталки с объектом их миссии. Носилки на колесиках проследовали через зал выдачи багажа со скоростью курьерского поезда, и ему удалось лишь мельком увидеть лицо в кислородной маске.
— А мальчик наш? Ты уверен? — спросил безжизненный голос в наушниках.
Функция шифрования не давала отчета, что оставалось за кадром. Тон клиентского голоса был непривычно высок, а отсутствие естественной человеческой интонации надежно маскировало источник разговора.
— Уверен. Мой человек на выходе подтверждает это, — сказал Кальдерон. — Кроме того, рядом с носилками была мать; описание соответствует фотографии. По ходу дела один из медиков забрасывал ее вопросами.
Он прикусил верхнюю губу. Под приклеенными усами начинало зудеть. Зато не доставляли неудобств остальные детали маскировки: заложенные за щеки импланты, округлявшие лицо, темные очки и парик, достаточно длинный, чтобы скрыть левое ухо, нижняя часть которого отсутствовала.
Небольшая группа туристов, увешанных фотокамерами, высыпала на улицу. Кальдерон отвернулся от прицела объектива беспрестанно щелкающей дамы, у которой знак остановки такси вызвал неподдельный интерес.
В ту же минуту какой-то смуглый молодой человек подтолкнул его в бок. Из наушников, болтавшихся на шее, доносилась музыка в стиле рэп. Правая рука псевдошофера инстинктивно дернулась к наплечной кобуре, встретив пустоту: оружие он оставил в багажнике.
Прошло еще несколько секунд, прежде чем голос в наушниках осведомился:
— Ты знаешь, куда они поехали?
Разом несколько сигналов зазвучали нестройным хором.
— Судя по эмблеме на машине «скорой помощи», в Университетскую детскую больницу! — крикнул Кальдерон и, спохватившись, осмотрелся по сторонам.
Смуглый юноша пересекал улицу, направляясь к паркингу. В небрежной походке было что-то неестественное — как у актера, не успевшего освоить роль.
Порыв ветра закрутил пыльную воздушную воронку. Кальдерон запахнул полы пиджака.
Что-то определенно было не так. Тело всегда чутко реагировало на малейшие, незначительные для других изменения среды.
Левая пола казалась легче, чем обычно: не хватало нескольких десятков граммов.
Бумажник.
Кальдерон бросил стремительный взгляд вдоль улицы.
В сторону паркинга неторопливо шел человек. Смуглый человек.
ГЛАВА 3
«Не вздумай открываться! — гипнотизировала Меган Каллаген массивную металлическую дверь. — Я не готова!», понимая, что не будет готова никогда. Бесстрастное лицо и затуманенные голубые глаза словно говорили остальным членам команды: «Не мешайте мне, я собираюсь с мыслями».
Университетская детская больница, третья по величине среди педиатрических больниц в США, в отличие от большинства других медицинских центров Южной Калифорнии была оснащена всем необходимым для лечения детей в критическом состоянии. Больные, которых привозили на машине «скорой помощи», сначала поступали в отделение травматологии.
Всех сотрудников в последние минуты перед приемом одолевал легкий мандраж. Сьюзен, старшая медсестра, как фокусник, вертела в руках инструменты и пузырьки с лекарствами, выстраивая их на подносе из нержавеющей стали, будто солдатиков на параде. Медбрат, щеголявший с кольцом в носу, настолько огромным, что оранжевая прическа «шипы» впечатляла лишь особо наблюдательных, болтал без умолку. Анестезиолог с неизменно мрачным видом проверяла и перепроверяла снаряжение. И Меган, ординатор с трехлетним стажем, стояла неподвижно, скрестив на груди руки в перчатках, и взглядом сверлила видавшую виды двустворчатую дверь.
Для четверки из Первой травмы общими в экипировке были только перчатки и защитные очки. В остальном компания пестрела всеми цветами радуги. Меган носила потрепанный желтый халат поверх истертых джинсов и зеленую блузку. Сьюзен предпочитала просторный цветастый «костюм хирурга» — рубашку с коротким рукавом и брюки, а медбрат — футболку тайдай с фиолетовым узором. Анестезиолог была одета в темно-синий костюм.
Во рту Меган пересохло. Работа в отделении, как тонко срежиссированный спектакль, щекотала нервы действием «актеров на сцене» и реакцией «зрителя в зале», но это в лучшем случае. А в худшем — напоминала сумасшедший дом. Меган не интересовали крайности: она готовилась стать педиатром общего профиля и не относила себя к тем, кому экстренная медицина восполняет недостаток адреналина в крови.
Мысли прервала внезапная сирена, и отблески красного света, пронзив створчатые окна, заметались по комнате. Противно засосало под ложечкой, но тут же отпустило — «скорая помощь» промчалась мимо больницы. Заметил ли кто, как она облегченно вздохнула? Хотелось верить, что нет.
— Меган, а что ты знаешь о ребенке, которого мы дожидаемся? — спросила Сьюзен тоном, по обыкновению, граничащим с допросом.
— Немногое. Мальчику четыре года. Повышены лейкоциты, в основном за счет лимфоцитов. Его осмотрели в нашей клинике в Гватемале и…
Нос-Кольцо обернулся, удивленно вскинув брови:
— Кажется, ты собиралась туда в следующем месяце?
— Отбываю уже через пару дней. Страсть как захотелось полетать, — отшутилась Меган.
В конце практики Меган, как стажер, имела право провести второй месяц не в отделении неотложной помощи, а в клинике в северной части Гватемалы и не преминула этим воспользоваться. В отличие от перегруженных работой коллег она не бежала от повседневности, а надеялась, что перемена мест поможет справиться с душевным разладом. Здесь, в отделении, даже стены напоминали о разрушенном романе с Люком Маккеной.
Штат гватемальской клиники состоял из добровольцев Университетской детской больницы. Ежегодно примерно с десяток пациентов из клиники доставлялись в больницу для проведения сложных хирургических операций. Сегодняшний пациент в их число не входил, потому что диагноз отсутствовал.
— Видно, там полно коротышек, и наша Синеглазка придется ко двору, — ухмыльнулся Нос-Кольцо.
— Вот именно. Всю жизнь мечтала поехать туда, где самыми элегантными считают низкорослых и мускулистых, — парировала Меган. Постоянная работа отнимала львиную долю времени, частенько посягая и на обеденное. Пользы — никакой. Разве что подтянутая фигурка, которая, увы, не скрадывала природную мускулистость. В детстве излишки мышечной массы «съедались»: отец привил ей любовь к спортивной гимнастике.
Сьюзен сделала нетерпеливый жест рукой:
— Давайте-ка о ребенке…
— Никто не может с уверенностью сказать, чем он болен, — начала объяснять Меган. — В клинике считают, что у мальчика, возможно, лейкоз. Однако лимфоциты не опухолевые.
— Как это?! — удивилась Сьюзен.
— А так. Лейкозных, бластных клеток в крови не обнаружено. Но какая там лаборатория? Кто знает… — пожала плечами Меган. — Изначально мальчика не собирались направлять в отделение неотложной помощи. При стабильном состоянии он должен был прямиком попасть в больничную палату, но в самолете возникли проблемы с дыханием.
Анестезиолог, присоединявшая кислородную трубку к вентилю в стене, насторожилась.