Когда Барнсдейл повернулся, на него смотрел Фаган.
— Генри, а ты-то что тут делаешь? — удивленно спросил он.
Барнсдейл кивнул подбородком в сторону Маккены:
— Вот кого надо бы спросить. Беспорядки в холле на его совести.
Фаган вопросительно посмотрел на Генри, затем гневно прищурился:
— Может, ты и не заметил, но на операционном столе цепляется за жизнь мальчик. Из последних сил. Так что твои дела подождут.
Притворно уступая, Барнсдейл взглянул на Хосе Чаку.
Тайная волна облегчения окатила Генри: мальчик умирал.
Направляясь к выходу, он услышал голос из динамика интеркома:
— Доктор Маккена, я знаю, что вы очень заняты. Довожу до вашего сведения: вам дважды звонила доктор Тарталья, около пяти часов. Сказала, что нужно поговорить. Дело очень важное…
Меган охватили мрачные предчувствия. Она взглянула на Маккену: ни намека на капитуляцию, никаких эмоций.
Правда, и остальные были столь же бесстрастны, следуя приказам, выполняя работу. Вот только поубавилась интенсивность, мало-помалу улетучивался адреналин, повторялись утомительные движения. Чистую энергию, которая была вначале, подменил монотонный ритм.
Но даже тот факт, что ничего не получалось и вряд ли получится, не мог заставить сложить руки. Кто-то должен принять нелегкое решение.
— Сколько времени прошло? — спросил Маккена.
Сьюзен посмотрела на часы.
— Двадцать семь минут. Но после электрического разряда я пустила часы с небольшой задержкой.
— Хочет кто-нибудь попробовать другие варианты?
Ответ был известен, но эпоха судебных процессов требовала, чтобы вопрос был задан. Угроза судебного иска против врача, допустившего преступную небрежность при лечении больного, перевернула медицину. Докторам приходилось учитывать, что позднее — причем свои же — могут спохватиться: мол, сделано не все, что в их силах, или стоило попробовать как-то иначе. Любую зацепку кропотливо раздуют юристы, начнут копать и в широкой, глубокой могиле похоронят всю команду.
Меган вслед за Люком посмотрела на каждого. Медсестра и медбрат опустили глаза. Анестезиолог пожала плечами. Доктор Фаган отрицательно покачал головой.
Когда пришел черед Меган, она в поисках вдохновения посмотрела на Хосе, на мониторы — зная, что тщетно, — и покачала головой.
Сьюзен без колебаний обошла операционный стол и выключила тревожные сигналы.
Глаза Меган увлажнились. Нет, она не собиралась плакать. Только не сейчас.
Сьюзен, похлопав ее по руке, изрекла:
— Не переживай.
В комнате повисла неловкая тишина. С тела Хосе убирались трубки и провода, оборудование откатывалось к стене. Кто-то пробормотал: «Мы сделали все, что могли». Его уже не слушали.
Люк предложил всем «переговорить». Меган отказалась.
Медленно, гуськом люди покидали операционную, пока она стояла рядом с Хосе.
Через несколько минут Меган осталась одна. Тело мальчика приняло жутковато-бледный вид. Она взяла неуклюже свисавшую руку, долго держала. Затем положила ее вдоль туловища и накрыла труп простыней.
Влага, наполнявшая глаза, пролилась слезами. Ее затрясло; она ухватилась за край стола, чтобы не упасть. Слезы уже градом катились по щекам; она безутешно рыдала.
Меган жалела и Хосе, и себя, отчего становилась еще несчастнее — беззащитной и ненужной. Ну почему она вдруг решила, что может спасать человеческие жизни?
— Меган?
Утеревшись рукавом халата, она обернулась: это был Люк.
— Тебе помочь?
Меган попыталась улыбнуться.
— О, разве я так плохо выгляжу? — сквозь слезы сказала она хриплым голосом и заметила, что он смотрит на нее изучающим взглядом.
— Кому-то нужно поговорить с семьей. Ты готова?
— С семьей?
— С его матерью. Они прилетели вместе, и сейчас она в переговорной.
Меган до боли прикусила нижнюю губу. Слезы не прекращались.
— Может, я? — предложил Люк.
Она махнула рукой:
— Нет, не надо.
— С тобой…
— Я смогу, — перебила она.
Люк поднял руки, сдаваясь:
— Ну хорошо… Как знаешь.
Через плечо он посмотрел на тело Хосе.
— Подожди еще чуть-чуть…
Люк повернулся, чтобы выйти, и внезапно остановился. На экране монитора остался рентгеновский снимок грудной клетки. Люк подошел ближе. Через полминуты Меган затревожилась:
— Что видишь?
Люк неотрывно смотрел на снимок.
— Совсем забыл: матери надо сказать, что будет проводиться вскрытие. Причина смерти неизвестна, и дело автоматически переходит к следователю-коронеру.
Меган стало подташнивать.
— Что-то нашел?
— Да, но этого недостаточно, чтобы объяснить случившееся, — сказал наконец Люк, отступив на шаг. — Определенно проблема в дыхательных путях. Вот посмотри: на снимке бронхиальное дерево. Целиком. Еще при маркировке мне что-то не понравилось. Теперь понятно: это легочная ткань.
— Наверное, я что-то упустила. Можно пояснить?
— Это мое мнение, не более того. Состояние легких не настолько удручающее, чтобы привести к летальному исходу. — Помолчав, он продолжил: — Надо обсудить это с Беном Уилсоном. Передай регистратуре, что я спущусь к нему через несколько минут.
До Меган дошел смысл сказанного, когда Люк уже был в дверях. Она откликнулась:
— Конечно.
Оставшись наедине с собой, Меган собралась, снова вытерла слезы и поправила прическу. Она наклонилась, чтобы завязать шнурки на туфлях, и проворчала:
— Меган Каллаген. Залечивает до смерти.
— Быстро не получится, — возразил Кальдерон в микрофон, направляя черный лимузин к востоку по автостраде Санта-Моника.
— Найдите способ. Завтра будет поздно, — сказал клиент. — Она уже связалась с больницей, оставила сообщение и намерена встретиться с врачом мальчика. Сегодня вечером.
Кальдерон посмотрел направо и помассировал щеку, размышляя. Оборудование у мистера Конга, который ехал по смежному переулку во взятом напрокат зеленом фургоне. Невозмутимый азиат по ходу движения фиксировал автомашины, как самонаводящаяся лазерная установка.
— Я знаю, где она должна быть в десять часов вечера, — добавил клиент. — У вас немногим более двух часов на разработку деталей. Нужен результат, остальное не интересует.
Как все легко и просто. Сразу видно — человек гражданский, никакой военной подготовки.
— Что насчет мальчика?
— Об этом позаботились.
Кальдерон большим пальцем постукивал по рулю.
— И кто этот доктор, с которым Тарталья хочет встретиться?
— Из отделения неотложной помощи. Лечащий врач мальчика.
— Как его зовут?
— Не беспокойся, он не связан с…
— Если мне поручена работа, я должен знать то же, что и вы. Все подробности — до единой.
— Ладно, — подумав, согласился клиент. — Его зовут Маккена. Люк Маккена.
Внезапно все поплыло перед глазами. Кальдерона кинуло в жар, и кровь бросилась в лицо.
ГЛАВА 7
Люк шел по коридору цокольного этажа. Из приоткрытой двери в конце коридора струился яркий свет, вычерчивая желтый треугольник на противоположной стене, и доносился характерный баритон Джонни Кэша. Люк приближался, и ритмы кантри звучали все громче. Когда финальные аккорды песни подхватил многоголосый хор, к нему присоединился — громко и невпопад — еще один голос.
Значит, Бен в кабинете. Отлично.
Доктор Бен Уилсон, глава отделения патологии, с тех пор как двадцать лет назад перебрался в Лос-Анджелес, так и не избавился от тягучего акцента. Интересно, уж не специально ли его подчеркивал, желая что-то доказать. Сын древнего народа Израиля, Бен родился в Техасе и почти по каждому вопросу имел свое мнение, которым рад был поделиться.
Люк, входя в кабинет, постучал по дверному косяку. В воздухе витал слабый запах формальдегида. Две стены были сплошь увешаны полупустыми книжными полками, на которых лежали учебники вперемешку с ковбойскими причиндалами. На столе стоял сорокапятилитровый сухой аквариум для рыбок — домик для Чарлотт, любимого тарантула.