Издалека его глаза выглядят светлыми, однако невозможно понять, какого они цвета. Зато взгляд чувствуется очень хорошо: тяжёлый, старческий. «Взгляд, который многое повидал», — так обычно о нём говорят люди. Нижнюю часть лица и шею скрывает блестящая маска. Она состоит из металлических пластин, главная из которых треугольной формы. Массивное основание фигуры находится прямо напротив рта. Создаётся впечатление, что эта маска, подобно наручникам, призвана ограничивать свободу: если они сковывают руки, то маска должна запрещать рождать какие-либо звуки. На лбу блестит символ всхода. Длинные, ниже лопаток, белые волосы серебристого оттенка кажутся седыми. Над головой сияет нимб, только расположен он непривычно — вертикально, немного позади головы, а не сверху. Длинное белое облачение со стоячим воротником обтягивает крепкую грудь. Широкие рукава скрывают ладони, но правая покажется совсем скоро, а левую, прозванную карающей, хотелось бы видеть как можно реже.
Верховный Наставник ступает медленно, и полы одежды почти не шевелятся. Он обводит зал своим тяжёлым взглядом с таким видом, словно знает грехи каждого, словно обещает неизбежное Воздаяние…
Верховный Наставник объединил представителей разных религий, предложил людям новый взгляд на мир в то время, когда они, отчаявшиеся и настрадавшиеся, нуждались в вере. И вот благочестивые прихожане трепещут перед Ним. Говорят, что приверженцы других религий и даже атеисты испытывают страх.
Боюсь ли его я?..
Мы сами должны общаться с Богом.
Если бы Верховный Наставник мог читать мысли, то за одну уже эту Децеливират приговорил бы меня к Воздаянию. Тогда бы смертная казнь показалась мне меньшим из зол.
Верховный Наставник останавливается немного в стороне от алтаря и с амвона произносит:
— Olivarum. Восхождение.
Маска на лице не мешает Ему говорить. Властный, немного искусственный голос растекается по храму со скоростью солнечных лучей, озаряющих зал.
— Высшие силы есть инновационные технологии, и только они могут сохранить человечество.
И люди хором повторяют его слова.
— Верховный Наставник — проводник, ведущий за собой по Лестнице в небеса.
И люди хором повторяют его слова.
— События прошлого не более чем Реньювинг. Как умершего, его не следует тревожить, осуждать или искать виновных. Ради сохранения человечества и чтобы жертвы были не напрасны, следует даровать себе и другим исцеление, ведь прощение открывает дорогу в будущее. Прощение, — со значимостью повторяет Верховный Наставник, — открывает дорогу в будущее.
И люди хором повторяют его слова.
Он оборачивается к первому прихожанину — одному из тех, кто находится за алтарём. Человек едва не дрожит от радостного предвкушения и священного трепета и неловко выступает вперёд. Верховный Наставник поднимает правую руку, широкий рукав сползает вниз, и показывается ладонь. Как только он прикладывает её к груди прихожанина в области сердца, мужчина закрывает глаза. На его лице отражаются растерянность, блаженство и умиротворение, а потом он шумно выдыхает, не удерживая стон облегчения.
Даже в современном мире от душевной боли лекарств нет. Исцелить раны на сердце под силу только Верховному Наставнику. По крайней мере, в это верят прихожане.
— Ради сохранения человечества и чтобы жертвы были не напрасны, — произносит Верховный Наставник, не снимая маски, и люди повторяют за ним.
Кто-то мог бы сказать, что я утратил веру. Другой посчитал бы, что моя вера при мне, и я никогда от неё не откажусь.
Как обстоят дела на самом деле, я и сам уже давно отчаялся решить. Но если в моей душе и есть место вере, то вертикальная линия, от которой в стороны расходятся горизонтальные разной длины, к моим убеждениям не имеет ни малейшего отношения.
ГЛАВА 12 (ДЭННИС). ХОЛОДНЫЕ ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА
— Верховный Наставник был убедителен, как всегда? — спрашивает Коди, как только я появляюсь в его кабинете.
— Я не могу оценивать три всем известные фразы как убедительную проповедь, — честно признаюсь я, и друг хмыкает. — Было довольно скучно.
— Прости. Твоя начальница относится с пониманием. Мой же посчитал, что отмечусь в Хрустальном святилище в другой раз.
— Да, я читал твоё сообщение.
— Есть будешь? — предлагает Коди, и когда я киваю, добавляет немного ворчливо: — Обеденный перерыв у меня никто не отнимет.
Он демонстративно закрывает дверь и идёт к шкафу. Из ящика достаёт «умную» посуду, в которую встроены датчики, анализирующие пищу и определяющие количество жиров, углеводов и белков, вес пищи и температуру блюда.
— Снова следишь за питанием? — посмеиваюсь я. — Продержался без подсчётов калорий всего лишь пару дней?
Друг закатывает глаза и шумно выдыхает, как всегда, не находя сил проигнорировать мои провокации.
— Не все могут похвастаться таким телосложением, как у тебя. Если я не буду за собой следить, то очень быстро растолстею, — грустно сообщает Коди. — Так что Вluetooth-устройство, встроенное в посуду и передающее информацию в компьютер, — единственно верное для меня решение.
Телосложение, как у меня, появилось не само собой, да и мой рацион питания регулировала не «умная» посуда, а строгие наставники, но я не хочу расстраивать друга своими откровениями, поэтому молча подхожу к 3D-принтеру.
— Корзинку будешь?
— Две, — отвечает Коди. — Что может быть лучше корзинки с дарами леса… — задумчиво добавляет он, а сам возится возле термостата для мяса.
Я засыпаю нужное количество порошка, и 3D-принтер печатает корпус с отверстиями, внутри которых находятся полезные споры, бактерии, водоросли алгае, семена и питательные вещества. Пока мы приготовим всё остальное, из корпуса прорастут грибы и растения. Подхожу к Коди и наблюдаю, как он достаёт чашку Петри и разочарованно смотрит на мясо в пробирке.
— Котлеты сегодня маленькие, — извиняющимся тоном сообщает друг. — В новом термостате мясо растёт совсем плохо.
— Тогда зачем ты избавился от старого? — с усмешкой спрашиваю я, догадываясь, что ответа всё равно не дождусь: признавая ошибку, Коди только сокрушённо вздыхает.
Я достаю из холодильника чёрные помидоры, несколько яблок-апельсинов и киви-лимонов. Я не большой любитель гибридных фруктов и овощей, но суперфуды содержат идеальную концентрацию полезных веществ, так что глупо капризничать. Тем более, эти наверняка из сада Мидж, матери Коди.
Проверяю корзинки, которые уже проросли: они готовы. Мы выставляем тарелки на стол, садимся и принимаемся за еду. В моей голове мелькают мысли о Хрустальном святилище, в сознании возникает старческий взгляд Верховного Наставника и его голос, отталкивающий своей неестественностью.
Не знаю, сколько проходит времени, но, когда Коди вновь говорит, его голос звучит сдавленно, как будто он долго молчал.
— Как думаешь, почему люди разочаровались в прежних мировых религиях?
Я почти давлюсь куском помидора и начинаю кашлять под удивлённым и напряжённым взглядом друга.
Простой и одновременно сложный вопрос.
На краю сознания пробегает мысль, что я не допускаю себе вести подобные разговоры. Даже с Коди. Особенно на работе.
Все мои сомнения, должно быть, отражаются на лице, потому что друг молча показывает на пульт управления камерой и прослушкой: запись не идёт.
— События, которые происходили на планете последние десятилетия, определённо подорвали веру многих людей, — осторожно начинаю я, — другие же, напротив, с головой окунулись в религию. Отчаянным фанатикам на станции места не нашлось, однако на неё переселились многие атеисты и приверженцы разных религий. Правда, не самые убеждённые.
— А Тёмный год? — спрашивает Коди заинтересованно, как будто не знает это всё сам.