Выбрать главу

Я прислушивалась к собственным ощущениям, и, если бы не смущение, которое испытывала из-за взгляда и случайных прикосновений Дэнниса, если бы не ошеломление, которое обрушивалось на меня из-за его слов, то даже не смогла бы отвлечься от ноющей боли под рёбрами.

«Ты можешь доверять только мне и Коди». Им двоим, но не Алану Джонсу. По крайней мере, если верить Дэннису, делать этого точно не стоит. Хотя что меня так удивило? Как по мне, разумнее было бы вообще никому здесь не доверять…

Помогая мне с непривычной тальповской обувью, парень заставил меня испытать… смущение. Хоть я и не пыталась разгадать странный сон, но после него остро ощущала, как ноют рёбра Дэнниса, как будто это у меня, а не у него, появилась новая рана. Когда я, случайно пошатнувшись, в поисках опоры коснулась его плеч, то почувствовала, какие они напряжённые: их словно свело судорогой. Мне показалось, что парень не привык, чтобы к нему кто-то прикасался. Смущённая и напуганная, я поспешно убрала руки и схватилась за виртуальное кресло, а как только Дэннис закончил с обувью, отступила на несколько шагов.

Я слишком поздно поняла, что про инсигнии тальпы знают, похоже, столько же, сколько и про самоисцеление, потому что стоило Дэннису увидеть край узора на моём запястье, как он закатал рукав, а я замерла и даже не дышала, смутно осознавая, что меня его прикосновение не пугает и даже не кажется неприятным…

Парень с интересом рассматривал изображение фацелии, пока я пыталась ответить себе на вопрос, почему до сих пор не попыталась если не оттолкнуть его руки, то хотя бы отступить подальше. А потом он едва ощутимо коснулся моего запястья. Я невольно вздрогнула, почувствовав сухие, прохладные руки. Кожа покрылась мурашками…

Меня ошеломила реакция собственного тела, и я задержала дыхание, сдерживая шумный вдох.

Дэннис поднял голову, и наши взгляды встретились. Молчание вдруг стало тягучим и гнетущим, почему-то захотелось оправдаться: «Просто ладони холодные». Я не смогла издать и звука, чувствуя едва знакомый мне трепет, а ещё укол совести… потому что нечто смутно похожее я испытала лишь однажды — на той поляне среди гор, где я была с Фортунатом прежде, чем меня похитили тальпы…

Но когда Дэннис резко отпустил мою руку, словно мог обжечься, я почувствовала себя ещё хуже. Наверняка моя заметно более горячая кожа показалась ему неприятной. От этой мысли я почувствовала разочарование и досаду.

«Иоланто, почему я вообще об этом думаю?! — возмутился внутренний голос. — Он тальп! Пускай моя кожа обожжёт его, и он больше ко мне не приблизится!»

Я тяжело сглотнула и неловко оттянула рукав, пряча запястье. Мне отчаянно хотелось избавиться от возникшего напряжения, и я почти выдохнула облегчённо, когда Дэннис наконец перешёл к куар-коду. Но я никак не ожидала, что он вновь коснётся меня — обхватит мою ладонь крепко и так, как будто это не вызывает у него омерзения… Надеюсь, мои щёки не покраснели, когда я вновь испытала непрошенное, неуместное смущение, теперь уже напополам со страхом, гадая, что произойдёт, когда на моём запястье появится такое же изображение, как на руке Дэнниса, с ужасом думая, насколько это будет больно.

— Ты можешь задать любой вопрос, всё, что тебе интересно, и я отвечу как можно подробнее, — вдруг пообещал Дэннис, и, надеясь отвлечься, я с готовностью спросила о бабочке, изображённой на медузе (и на коже за моим правым ухом), но ответ парня поверг меня в такой шок, что на мгновение я забыла и о чужой боли под рёбрами, и о том, можно ли доверять Дэннису, и о том, где вообще нахожусь…

«Само название переводится как „Хамелеон“… Каждый человек на станции вынужден жить так, как ему велят, подстраиваться, менять цвет…. Хотя, говорят, что по другой версии, «тальпа» — это всего лишь „родинка“». Значит, Нона сказала правду?.. Это действительно символ станции? Но почему на моей коже вообще возникла такая инсигния?..

«Так или иначе, если бы кто-то услышал мои слова, то меня лишили бы свободы. В лучшем случае. А в худшем — я бы уже болтался в космосе… Я не мог бы рассчитывать на спасение». Эти слова напугали даже больше, чем мысль, что тальповский узор за правым ухом появился у меня неслучайно. Когда Дэннис посмотрел на меня и спросил: «Ты ведь не выдашь меня?» — стало совсем не по себе.

Разве это не я находилась полностью в его власти? Действительно ли он доверил мне тайну, которая, если бы я умела ею воспользоваться, могла погубить самого Дэнниса? Или это только ложь для такой дикарки, как я?..

Колющая, как сотни иголок, боль от куар-кода была единственным, что помогло мне избавиться от внезапно возникшего наваждения и вернуться к реальности. Я была ей почти благодарна, но и сердита на неё… Запретное чувство для эдемов, но вряд ли теперь Народный суд и изгнание показалось бы мне по-настоящему суровым наказанием. Я почувствовала злость, потому что боль заставила слёзы катиться по моим щекам. Инсигнии, выглядывающие из-под рукава, загорелись и начали мерцать красным светом. А потом… потом я потеряла дар речи, когда осознала, что от неожиданности сама сжала запястье Дэнниса, а, когда подняла голову, поняла, насколько близко мы стоим… Но всё перестало существовать, когда парень поднял руку и смахнул с моей щеки слезу так осторожно, что можно было бы даже перепутать с нежностью…

Я не успела удержать шумный выдох, и, вдруг вспомнив вопрос Дэнниса, решила ответить, надеясь как-то скрыть смущение:

— У меня возникало такое чувство. Чувство, что в голове столько мыслей, но ты не можешь справиться ни с одной.

Однако из-за того, что я произнесла эти слова тихо, почти шёпотом, всё стало только хуже…

Дэннис не убрал руку, а наоборот, продолжал едва ощутимо поглаживать кожу, как будто даже сам этого не замечая, а потом вдруг спросил непривычно осипшим голосом:

— Почему у тебя слёзы бывают чёрные?

Он вновь провёл по моей щеке, а потом, словно очнувшись, наконец опустил руку. Парень что-то спрашивал про чёрные слёзы и капли, что появляются во время молитвы, и я с трудом могла сосредоточиться на его вопросе. Лишь на краю сознания возникло воспоминание, как нечто подобное у меня спрашивал и Мучитель. Я ответила парню то же самое, что и генералу Бронсону: «Слишком много боли». Мучитель явно был не доволен ответом, возможно, решил, что я пыталась лгать, но Дэннис смотрел мне прямо в глаза и слушал, что я говорю, так внимательно, что я скорее ощущала неловкость, чем благодарность.

— Ты создавала пожары? — вдруг произнёс он, и мои глаза округлились.

— Что?

— Прежде к тебе даже подойти не могли, возникали искры и разгорался огонь. Из-за него ожоги получили и солдаты, и ты сама. Ты это делала?

Я никогда не слышала, чтобы у эдемов были такие способности, но в памяти вспомнился незнакомый голос: «Против корриганов нет иных средств, кроме огня. Против воды и тьмы нет другого оружия. Обожги!» — и я не нашлась, что ответить Дэннису, кроме того, что сама не знаю…

Я чувствовала, как что-то изменилось. Остро ощущала на себе взгляд, но почему-то прятала собственный. Мне чудилось, что, стоит посмотреть на Дэнниса, и он станет искать в моих глазах ответ на какой-то невысказанный вопрос. Даже показалось, что, если я сама не подниму голову, он прикоснётся к подбородку и всё равно убедит это сделать. Парень всё ещё держал в ладони тальповскую безделушку, которая поставила на моей коже куар-код и тем самым причинила колющую боль. Я видела, как его пальцы сжали её, будто он хотел занять руки, чтобы не прикоснуться…

«Глупости! — твердила я себе. — Ты сошла с ума!» Но внутренний голос продолжал разоблачать — то ли Дэнниса, то ли меня саму, а разоблачать было в чём, ведь я самой себе не могла ответить на вопрос, что огорчает меня больше: что он прикоснётся ко мне или то, что этого не сделает…

Не в силах больше думать об этом, я подняла голову, и наши взгляды встретились.