Только вот он у него был не стоячий и протиснуться в меня так и не смог. Тогда он попытался заставить меня сосать, но я рефлекторно плоть укусила. Понимала, что совершаю глупость, но и сделать с собой ничего не могла.
Вся залитая кровью я смотрела, как он орет и держится за пах. Глаза на выкате, тело дрожит. В тот момент я получила настоящее удовлетворение. Безумная, но я смогла себя защитить. Не быть изнасилованной снова.
Потом вызвала скорую, бросила в него пакет со льдом, который он тут же прижал к себе и громко застонал. Потом быстро собрала самое необходимое.
Наша квартира была под охранной, но она в тот момент вся побежала к сыну хозяина на помощь. И я не упустила шанс.
Только последний раз взглянула, как четверо амбалов пляшут вокруг мажора, не зная, как к нему подступиться.
В этот раз я не была так глупа, чтобы сразу пытаться бежать из города. Я нашла хостел на самом краю и засела там на неделю. А потом уже на попутках, благо мне попадались нормальные водители.
Но город мечты не раскрыл мне радостно объятия. Квартиры дорогие, а старый купленный телефон не помогал мне разобраться куда идти.
Далее оказалось, что деньги, вроде бы сначала такая огромная сумма в сто тысяч, стремительно заканчиваются.
Поступить на бюджет мне не удалось и я, понимая, что у меня нет средств даже не первый семестр, поникшая шла в сторону дома и пересчитывала последнее, что оставалось в кошельке.
А там старушка. Милая, абсолютно безопасная с виду.
— Переведи меня через дорогу, дочка. Не вижу почти ничего.
Разве могла я отказать. И разве я знала, что как только мы ступим на тротуар, она срежет мою сумку и рванет вверх по улице.
Я побежала за ней, я знала, что в кошельке все, что у меня было. Поэтому я старалась ее догнать, кричала, чтобы ее остановили, чтобы помогли мне. Но всем было плевать, просто серая масса людей, для которых я никто.
Домой я шла голодная и заплаканная, с порванным кроссовком и разбитой коленкой. Все, что у меня оставалось, это ключи.
И сидя в своей комнате на следующий день я глотала слезы, понимая, что единственный путь — это звонить отцу. Кланяться в ноги мужу, выслушивать от матери, какая я тупая. И во всем этом я винила Германа. Я возненавидела его за поступок, приведший меня в личный ад.
Потому что именно он поменял в моем маленьком мирке буквально все. Перевернул с ног на голову. Заставил пройти ад дважды, а то и трижды.
И я бы, наверное, так осталась без крыши над головой, так бы и поехала в Белгород к родителям и мужу, если бы не Антон.
Он пришел от матери за деньгами за квартиру.
И увидел меня с пакетом, зареванную и с грязной головой. Мыться это последнее, что пришло мне в голову.
Высокий, стройный, строгого вида парень, он мне очень напомнил Петю в то время, когда мы только начинали встречаться.
Но я все равно посчитала за лучшее, сразу отдать ключи и уйти. Теперь я знала, что ожидать от мужчин можно чего угодно.
— Привет, Мышка. Я так понимаю, денег у тебя нет, — поднял он густые брови и потер переносицу. Устал что ли. Не выспался?
— Нет. Я как раз хотела отдать ключи и уйти, — кладу я связку на ветхую тумбочку и хочу уже уйти, как вдруг он хватает меня за руку, останавливая. Вглядывается в лицо, а потом медленно скользит взглядом вниз, к губам и дальше, к вырезу, что немного открывал грудь.
И от его пристального внимания становится не по себе, хочется скорее уйти. Не ощущать на коже влажного прикосновения длинных пальцев.
— Торопишься, Мышка? Один месяц можно и отработать…
Глава 13.
— В каком смысле? — хлопаю глазами и хочу руку забрать. Ну неприятно же.
— Поработаешь на меня. А ты что подумала.
— Ничего. Ничего я не подумала, — и не собиралась. Пусть лучше перестанет так смотреть, как будто уже разделал на кусочки и собирается зажарить.
— Вот и отлично… У меня много квартир. Чаще всего сдаются на сутки, — он поднял брови. – Сама понимаешь, зачем.
— Наверное, для тех, кто ездит в командировки, — предполагаю, хотя вижу, что этот ответ не самый правильный. Он усмехается и кивает, словно я маленькая девочка.
— Ну, и это тоже. Короче, тебе надо будет убираться там после жителей. Сможешь? Судя по виду, ты не привыкла к труду.
Не привыкла, но выбор сейчас или работать, или на преклонение к отцу. Очевидный выбор, как считаете?
— Я готова, — чуть поднимаю подбородок и уже выпрямляю спину. Ведь судьба дает мне шанс, я не в праве его упускать.
И я не упускаю, работаю. А Антон усиленно мной руководит. Дает задания, возит на квартиры и наблюдает за тем, как я неуклюже навожу порядок. Сначала он даже помогал, а потом я и сама начала понимать принцип.
Что в углы мусор заметать не стоит, а тряпку перед тем, как мыть пол, лучше выжимать.
Денег у меня было немного, но их хватило на то, чтобы купить себе новую пару обуви и даже повесить в квартиру штору. Антон подсуетился и даже сделал мне новый паспорт взамен утерянного.
Мне казалось, что он мой ангел хранитель. Он ведь так помогает, а работа отвлекает от тяжелых мыслей.
А они глушат реальность, набегают тяжелыми тучами и заливают дождем попытку радоваться жизни. Любые проявления счастья.
Ночью мне снится одно и то же. Герман и я. Герман на мне. Герман во мне. И так глубоко, словно душу проткнуть хочет, клеймо свое оставить, не дает спокойно жить, даже просто существовать. В глаза смотрит, своим янтарным огнем сжигает. Заставляет на утро просыпаться в горячем поту и прокручивать в голове… Толчки, поцелуи-укусы, стоны, оргазмы и горячую ртуть, что стянула кожу.
Сравнивать реальность с дремой было невыносимо. Я задыхалась в клетке из этих мыслей, стыда, смешанного с эротическими фантазиями.
И если бы было, с кем поговорить, может быть хотя бы побыть с другим человеком, может быть тогда… Стало бы легче?
И я все думаю, а виновата ли я сама?
Провоцировала ли я его?
Почему от так поступил?
Что сподвигнуло его на такой мерзкий шаг?
Но это только одна сторона сознания, а другая буквально кричит, он просто ублюдок и не достоин даже называться человеком. И вообще, зря я забрала заявление!
Одиночество не помогало прийти в себя, и совершенно противоположные мысли начинали драть друг другу глотки, засоряя воздух, делая его ядовитым.
Удушливым! Словно кто-то открыл заслонку с газом и пытается меня убить.
Мне нечем дышать. Я просто погибаю, часто сидя на полу и смотря в одну точку.
И если бы только ненависть сжигала меня изнутри. Нет, мысль, крошечная, что моя давняя влюбленность могла бы перерасти в нечто большее, не давала мне покоя.
А вдруг будь я чуть смелее, скажи я ему о своих чувствах, все сложилось бы иначе.
И не сидела бы я одна в крохотной квартире в ожидании звонка босса, чтобы поехать и оттирать очередное пятно спермы.
И когда становилось совсем невозможно, невыносимо, стены давили, а на горло словно надевали удавку, я выходила из дома и шла. Просто шла вперед, не смотря на прохожих, иногда садилась в трамвай, иногда ездила в метро.
Могла оказаться где угодно, и всегда мне казалось, что Он где-то рядом.
Вот-вот я увижу Германа и, конечно, побегу. Глупость, ведь он уехал из города. Сейчас он может оказаться, где угодно, а я здесь.
Рану пытаюсь зашить слезами, что он нанес. Забыть пытаюсь острое чувство наслаждения, что он позволил мне познать.
Дал вкусить сладчайший десерт и тут же забрал из-под носа. Просто растоптал иллюзию прекрасного, оставляя после себя лишь тьму и одиночество.
Я даже к людям прикасаться боюсь, мне все кажется, что сейчас меня схватят, свяжут и снова сделают больно. Не физически, а разорвут окончательно душу.