Изверг.
Глава 15.
Первой мыслью было бежать. Но бежать я не собиралась.
Я планировала найти эту сволочь непонятливую и все ему высказать. Ведь договорились, ведь обещал, что больше не побеспокоит! Поклялся.
И что? Он в Питере? Как будто других городов нет.
Хочу ему в лицо посмотреть, расцарапать, но боюсь. Так, что в голове шумит, а по спине тонкой струйкой пот бежит.
Нет, нельзя. Мы друг другу никто. Правда ведь?
Какие еще, к черту, смыслы,
когда на тебе я зависла?
Какая еще в жизни радость,
когда только ты мне отрада?
Какие еще к черту танцы?
Ну как можно было расстаться?
Побойся гневить Бога -
любви не бывает много.
Спокойно возвращаюсь в палату, еще спокойнее ее покидаю через пол часа, получив все инструкции по работе.
Выхожу из здания словно под прицелом. Кажется, что кто-то смотрит. Еще страшнее, потому знаю, что из одного из окон может выглядывать Герман. Следить, как я бегу к стоянке. Возможно прокручивать в голове, как рвался внутрь меня, сжимал тело, оставлял следы на коже…
По телу проходит дрожь и сердце начинает прямо-таки тарабанить. И знаю, что это за порочные чувства. Знаю, что никогда не испытывала их. Кроме того раза. Во время свадьбы. Во время пожара.
В страхе оглядываюсь, словно кто-то из прохожих может в мою голову заглянуть, мысли мои постыдные узнать, понять, насколько намокли трусики. Насколько хочется остаться одной. Иду прямиком к машине Антона и спинку сидения откидываю.
В воспоминания окунаюсь, понимаю, что только там вся моя фригидность становилась иллюзией. И вот я уже руку под юбку засовываю, влажной ткани касаюсь. В небо смотрю через окно и губы пересохшие облизываю.
Господи, как же дурно. Как же хорошо. Пальчиками под трусики забираюсь и глаза Германа в ночи представляю. Такие же горящие, как огонь. Карие с желтыми прожилками. Настоящий кот.
Влажные складочки начинаю тереть и губу нижнюю прикусываю, только чтобы не услышал никто. Не понял, чем я таким занимаюсь, как сама в себя палец просовываю, как клитор тру все чаще.
Да… Да… Немного еще. И небо надо многой становится с каждым движением все ближе. И почти мгновенно я взмываю в небеса, сотрясаюсь от сладкого удовольствия. Выдыхаю хрипло, протяжно и пальцы в рот беру. Глаза прикрываю, вспоминая, как этот вкус дарил мне Герман. Проклял меня этим на вечное самоудовлетворение.
Потому что не могу дать к себе прикоснуться. И его видеть больше не хочу.
Мы и не должны пересечься с Германом. Антона скоро выпишут.
У него своя работа, у меня теперь своя. И эту работу приходится выполнять.
И от тех, кому я передаю ключи по нескольку раз в день, тошнит.
Их взгляды порочны, а их намерения прозрачны. Неверные мужья и жены, желающие трахнуться без обязательств, желающие голод низменный утолить.
И с одной стороны, работа не сложная, а с другой, валюсь с ног, пока Антон продолжает лежать в больнице. Названивать постоянно, контролировать.
К себе зовет с отчетом, а я боюсь. Увидеть Германа боюсь, эмоции выплеснуть. Убить.
Именно из-за него мне приходится постели чужие перестилать, запахи порока чувствовать. Носки рваные носить. Чтобы купить новые, просто нет сил.
В итоге так заматываюсь, что в какой-то момент не замечаю, как пропадает Феликс. Был кот и не стало кота.
И я в панике оббегала пол района, прорыдала пол ночи. Ведь он был единственным, кто мне дорог.
Кому могла все свои несчастья в словесной форме излить.
А теперь его нет. Сбежал, потому что внимания не уделяла. Сволочь.
Спустя неделю после начала работы, я встаю с утра с твердым намерением вернуть домой заблудившегося кота.
Верить в то, что он ушел по собственного воле, мне не хочется.
Я распечатываю объявления, развешиваю на всех досках и столбах в нашем районе.
Только потом еду по работе, понимая, что уже неделю не появлялась на учебе. Просто физически не могла бы туда доехать вовремя. Оставалось только брать задания на дом и делать пол ночи.
Сегодня к себе опять зовет Антон, и я понимаю, что уже пора съездить. Тем более он просит привезти ему всю наличку.
Часть денег переводят сразу ему на карту, но весьма много дают на руки. Приходится возить их с собой.
Но даже этот важный повод ничто по сравнению с нежеланием встречаться с Германом.
Но… надо.
И меня начинает трясти. Потому что одно дело просто осознавать, что Герман в том же городе. Ходит по тем же дорогам, дышит одним воздухом.
Другое дело зайти в здание, где можно его встретить. Возможно столкнуться с ним лицом к лицу. И… что я ему скажу?
Скорее всего не смогу сдержать истерики. Потому что он успешный врач. А я… никто.
Встречаюсь с парнем, чтобы заработать на учебу. Скорее всего буду с ним спать. Работаю для него, помогаю.
На что еще я готова?
Все потому что не могу вернуться туда, где меня будут бить, где я стану бледной тенью себя.
Делать нечего, и я, собрав резинкой пачку денег, одев джинсы с рубашкой и даже новые кроссовки, выхожу из дома.
Приближаясь к больнице, меня все больше накрывает паника. Постоянно оглядываюсь, словно в сражении, ища пути отхода.
Но с другой стороны, почему должна бежать я?
И я сама себя не понимаю. Чего мне хочется больше? Увидеть его. Или не видеть никогда.
Паркуя машину возле больницы, я вдруг замираю. Застываю. Прикусываю язык, чтобы не вскрикнуть.
Потому что возле входа стоит он. Герман с как обычно короткой стрижкой, блестящей серьгой в ухе, прикуривает сигарету в своей манере. Улыбается двум симпатичным медсестрам, выпуская круглые кольца дыма.
Меня такая отчаянная злость берет, что руками кожаный чехол руля до побелевших костяшек сжимаю.
Стискиваю. Почти рычу.
Я тут мучаюсь, страдаю, не знаю, как мне поступить, как мне жить дальше, а эта красивая скотина флиртует.
Не знаю, что меня сподвигло. Не знаю, чем я думала, но выходя, я так громко хлопнула дверью, что машину закачало. А стайка птиц на дереве в импровизированном парке с лавочками мигом слетели с деревьев.
Солнце светит в глаза, но я все равно различаю, что нужного эффекта я добилась. Привлекла его внимание.
Но он не рванул ко мне, как я рассчитывала. Нет, он просто потушил сигарету, выкинул бычок и отправился восвояси.
Меня как приливной волной накрыло. Как… Да как он посмел меня игнорировать?! Еще пусть скажет, не узнал!
Тварь. Придурок. Ненавижу!
Все события, все эмоции скручиваются в такой комок, застрявший в горле. Дышать становится тяжело. Буквально нечем!
А здраво соображать еще тяжелее.
Как он смеет? После всего, что я по его вине пережила. После того, кем я стала!
Он так легко не отделается. Я выскажу ему все, что думаю. Вот прямо сейчас!
Именно поэтому подтягиваю сумку к себе плотнее. Я не иду туда, куда должна, я устремляюсь за Германом. Дура!
Прямо вот за ним, по улице. Смотря, как он чеканит шаг. Как перекатываются мускулы под его черной водолазкой. Как руки в кулаки сжаты, демонстрируя сетку выпирающих вен.
И почему раньше, в него влюбленная, я не замечала, как быстро он из парня преобразился в потрясающе красивого мужчину.
Или я просто подавила в себе эти симпатии, не только не наблюдая взаимной, но попросту из страха навязать свои чувства?
А оказывается симпатия была?
Не зря же он… отвел меня и трахнул. На моей свадьбе, забыв совершенно о нормах морали, о правилах приличия.
Мы идем долго.
Я все жду, когда он сам остановится, развернется, выслушает гневную тираду, но он продолжает достаточно быстро идти, словно не хочет, чтобы я его догоняла. Словно видеть меня не хочет?
Тогда почему он здесь? В Питере? Почему именно в этом городе.