— Вот так? — шепчу прям в дырку, что скоро буду отчаянно долбить.
Очень скоро, а пока пусть отдохнет.
— Так, так, — вскрикивает она, когда языком клитора касаюсь и принимаюсь давить и вылизывать. Именно там, где нужно, именно так, чтобы все ее тело задрожало, выгнулось, а она сама кричать начала.
Такая возбужденная, что заставить ее кончить оказалось делом пары мгновений. И я пил ее сладко-соленный сок, и впитывал дранные стоны. А потом поднялся на коленях.
— Соня… – шепнул, стягивая последний барьер в виде боксеров, чтобы увидела то, с чем ей предстоит столкнуться.
Она все еще часто дыша, широко раскрыла глаза и, кажется, сглотнула, что не могло не почесать моего чувства собственного достоинства, а заем совсем его подняла до небес словами:
— Как он во мне поместится?
Раздвигаю ей ноги с ухмылкой, и член к пульсирующим губкам, направляя… Глажу головкой, чувствую, как смазка ее течет.
— Он создан специально для твой киски. Ты веришь мне?
Она чуть поднимется на локтях, ее очень интересует процесс вторжения? И я ей показываю, как легко, пусть и тесно, член внутрь попадает, до середины входит, немного назад и снова внутрь. Уже до конца.
— Видишь?
— Чувствую, — отвечает она и на подушки падает, а я ноги шире раздвигаю, держу лодыжки и темп неспешный задаю. Но внутри такая буря, такой шторм, что мой корабль начинает по волнам плыть быстрее. Так быстро, что Сонечка уже в голос стонать начинает. Простынь пальчиками собирает. Голову выгибает и по подушке волосы свои русые раскидывает. Именно так, как мечтал. Именно так, как фантазировал каждый проклятый день с нашей первой встречи.
— О, бля, как же тесно, – сдавлено мычу, насаживая узкую на себя дырку. Натягиваю. Жжение в пояснице ощущаю. Такого кайфа не было в прошлый раз. Там все быстро, в спешке, а сегодня можно помедлить. Наблюдать, как на каждый толчок сотрясается идеальной формы грудь, как стон срывается с искусанных зубками губ, как капелька пота стекает по виску.
И яйца уже от переполненности ноют. Хочется не просто толкаться, а вдалбливаться так, чтобы навсегда всадить в эту головку мысль, что ей от меня больше никуда не деться.
Обхватываю тонкую талию пальцами одной руки, другой грудь сжимаю и требую хрипло:
— На меня смотри, Соня. Смотри, кто тебя трахает.
Она порочно улыбается, распахивает ресницы и губами почти беззвучно произносит:
— Герман. Конечно, Герман.
И от этого невинного голоса, от того, как льется с губ мое имя, крыша едет окончательно.
Возбуждение, дремлющее, встает на дыбы, и теперь малышке останется только терпеть, с какой скоростью буду ее трахать.
Снова и снова. Вбиваться. Вторгаться. Долбиться. Хрипеть: «Моя». Рычать, как все чаще и чаще толкаюсь членом, пока все резче скольжу внутри. Отпечатывая каждую вену на влагалище, заставляя принять «нас». Единое целое.
И кончить вместе со мной, как только тело, выгнувшееся конвульсивно, не расслабиться.
Сперма брызгает ей на живот и грудь, и я поднимаю обессиленное тело. Несу в ванную, а там обмываю и спинкой к себе поворачиваю. Попку яблочком глажу и пальчиками между булочек забираюсь. Стискиваю зубы от мысли насколько там тесно.
— Герман, — елозит она, и я ниже пальцами веду, складочки влажные раздвигаю. Шепчу в ухо:
— Ножки раздвинь пошире. Есть одно место, где недостаточно чисто. Теперь прогнись немного. Умница. Теперь попкой потряси.
— Герман! – охает он и хочет встать, но я не даю. Давлю на поясницу и член к розовой дырке подставляю.
Как мне нравится эта ее покорность в сочетании с невинностью. Прелесть в том, что она не сможет покориться никому другому.
Прелесть в том, что такой она будет только для меня.
Насаживаю малышку на хер, слышу вздох и начинаю активно двигаться, разбрызгивая воду на каждый удар тела. Влажно. Грязно. Именно так, как мечтал…
Глава 18.
*** София ***
Эта была лучшая ночь в моей жизни. Я никогда не думала, что секс может быть таким… Таким… Таким нереальным. Фантастическим. Волшебным.
Никогда даже мысли не могло возникнуть, что, лишая себя этого процесса, я что-то теряю. Даже после изнасилования Германом.
Я только страдала. От чувства вины. От желания все забыть. Но сегодня…
Каждое движение. Каждый миг. Каждый стон был правильным. Таким, как нужно. И чувствуя себя наполненной членом до отказа, я понимала, что Герман давно и прочно поставил на мне клеймо.
И стереть его нельзя. Да я и не хочу. Хочу просто двигаться с ним в унисон, стараясь подмахивать бедрами. Стараясь поддаваться на каждое безмолвное требование рук, губ, языка.
Герман не был нежным, но даже его грубые, частые как печатный станок толчки кажутся настоящей лаской. Настолько глубоко он проник ко мне под кожу. В мое сердце. Пленил душу.
И я хочу сделать для него, как можно больше. Хочу, чтобы он был доволен. Счастлив. Понимал, что я к нему чувствую.
Чтобы смотрел именно так, страстно. Дико.
Именно поэтому в душе опускаюсь перед ним на колени. Стекаю вниз, как капля воды по его совершенному телу.
И он не противится, наоборот, убирает с моего лица волосы, проводит большим пальцем по губам и просит:
— Только не напрягайся.
Головка оказывается внутри, и я поднимаю взгляд, вижу татуированную мощную грудь и глаза, что настойчиво требуют продолжать. Не тормозить. И я и сама не могу остановиться. Глотаю воду, чувствую солоноватый запах.
Нет ничего слаще, чем главенствовать над тем, кто пленил твою душу. Посадил в клетку из эмоций. И стегает ремнем удовольствия.
Нет ничего лучше, чем рык, когда стараюсь взять глубже, когда наслаждаюсь каждым скольжением.
— Давай, малыш. Расслабь горло, — просит он и толкается дальше. Берет за голову и просто пропихивает член в глотку.
Я давлюсь, реву, а он только вытаскивает член и слезы с щек стирает.
— Умница. Потом продолжим.
И после мы нежимся в постели. Разговариваем, вспоминаем семейные счастливые дни. И не очень счастливые. Обсуждаем, как быть дальше.
Герман не хочет, чтобы я работала. Но я лишь качаю головой:
— Антон оплатил мне учебу. На весь период. Мне придется работать.
— Я могу…
— Нет, не можешь, — отворачиваюсь и еще раз касаюсь взглядом комнаты. Получше, чем у меня, но тоже съемная, простая. А обучение далеко не самое дешевое.
— Я не возьму последнее и к отцу не пойду. Давай не будем ругаться. Это…
— А если он потребует другой оплаты, — уже злится Герман и тянет меня за волосы обратно на кровать, сверху нависает. Членом упирается в живот. Давит в опасной близости от промежности. А самое главное, пальцами горло охрипшее сжимает. – Ляжешь под него, чтобы учебу оплатить?
— Ты делаешь мне больно, Герман! – пытаюсь я его руки с шеи убрать, но это как из стального капкана вырываться.
— На вопрос отвечай!
— Нет, Господи, конечно нет! Я полгода с ним не смогла лечь, сейчас тем более. Буду просто работать. И все, — хриплю, чувствую, что уже задыхаюсь и в глазах знакомый огонь вижу. Как в ту ночь. Безумный. – Отпусти, Герман.
Он встряхивается и превращает боль в мгновенную ласку. Но мне становится страшно. Ведь он мог меня убить. Немного надавил сильнее, и об учебе больше никто бы не беспокоился.
— Но он пытался?
— Пытался, — не стала я отрицать. Собираюсь встать, но он качает головой и наваливается сверху. Скалится и в губы меня целует.
Жадно всасывает язык и вход между ног ищет.
— Как мне это нравится. Удел придурков пытаться, мой удел лишь брать.
— Перестань паясничать, — извиваться начинаю. — Я бы занялась с ним сексом, просто…
— Просто ты думала обо мне.
— Господи! Какой же ты самоуверенный, — откатываюсь в сторону и понимаю, что лучшая ночь безвозвратно испорчена его самомнением.