Сейчас же меня накрыл мощный, бескомпромиссный, ни с чем не сравнимый ураган чувственных эмоций.
— О, да! — застонал Герман, и я самозабвенно вторила ему в унисон, утыкаясь носом в кожзаменитель кушетки, оттопырив задницу максимально сильно.
Мне хотелось кричать от обиды, но получалось только рычать от наслаждения. Сколько бы я ни сдерживала постыдное возбуждение, собственное тело предало меня.
Я уже ощущала прилив мощного удовольствия, толкаясь навстречу и восторженно чувствуя невероятную глубину проникновения.
— Да, Соня, давай! — хрипел Герман. — Сожми его ещё раз!
Я раз за разом прогибалась кошкой, пока член продолжал медленное движение внутри моего истерзанного естества. Моя грудь была в его руках. Они творили чудеса, поглаживая, пощипывая, то и дело покручивая твёрдые горошинки. Всё это было настолько отвратительным, насколько и приятным.
Герман был везде.
Был внутри меня и снаружи. Его член ритмично жалил мое лоно, его язык вылизывал шею, его пальцы ласкали грудь. Его запах просто обволакивал, создавая в голове настоящий ураган из противоречивых мыслей и эмоций.
Всё тело напряглось, словно натянутая умелым настройщиком струна, только и ждущая, когда на ней сыграют финальный аккорд этого извращённого безумия.
Герман ускорился, а перед глазами всё поплыло. Скольжение члена внутри тела стало до отвращения идеальным.
Стало похожим на пляску языков пламени — огонь в чистом, первозданном виде, но такое прекрасное, что захватывает дух.
Захватывало дух и у меня, особенно, когда Герман резко разверну меня, закинул ноги себе на плечи и вернулся на свое законное место.
Я сжимала зубы, прикусывала до крови губы, лишь бы не стонать, не вскрикивать, приветствуя каждый его мощный толчок.
Внутрь. Глубоко и резко. И так протяжно назад.
И снова. И снова, снова, снова.
Герман совершал безумный языческий обряд, танцуя вокруг костра, на котором я сгорала за свои прегрешения. Ибо ничем другим нельзя было объяснить восторг, с головой накрывший, когда он раз за разом таранил меня своим членом.
Ведь Герман насиловал меня. Снова.
Жёстко, некрасиво, мерзко, но я стонала, и сама подавалась ему навстречу, ногтями царапая его плечи и дергая ногами.
Тело больше не желало сопротивляться, и я сдалась на милость его удовольствия. Его и собственного.
Оргазм — сокрушительный, всеобъемлющий, великолепный — снёс все мысли о прошлом и будущем.
В душе не осталось ни следа обиды, а сердце перестало болеть и разрываться на части.
Меня словно ребенка подбрасывали вверх, снова и снова заставляя испытывать неописуемый, сладостный восторг.
Хотелось плакать и смеяться, бежать и лететь. И всё это продолжалось и продолжалось, пока Герман на полной скорости вбивал меня в кушетку до тех пор, пока вдруг не замер.
Меня отпустило, но тело всё ещё продолжало сотрясаться от пережитых эмоций. Я почувствовала, как член внутри меня чуть увеличился и начал толчками орошать лоно семенем.
Опять?
Герман в блаженстве толкнулся чуть глубже, и негромкий, хриплый стон его ещё долго отдавался в её ушах:
— Малыш! Соня!
Мы еще лежали так некоторое время. Он во мне, его губы ласкают влажную щеку, его руки мнут мне задницу. И я понимаю, что совсем неопытная в его руках очень скоро познаю все прелести интимных отношений.
Он выскочил из меня с пошлым хлопком, и я ощутила, как горячая влага вытекает и жуть как стыдно было наблюдать, с каким восторгом он смотрит за этим грязным процессом.
— Не смотри так, — хотела я свести ноги, но он покачал головой и поставил свои руки как распорки.
— Ничего прелестнее не видел. Розовая, влажная с вытекающей спермой.
— Боже, — закрыла я руками пылающее лицо. – Ты больной. Вот серьезно…
— Что естественно, то не безобразно, — смеется он и отходит. Быстро возвращается с влажными салфетками. Тянусь за ними, но этот подлец снова ничего не дает мне сделать. Сам вытирает, да еще и взглядом ухмыляется.
— Со мной тебе нечего стесняться. А сейчас, — убирает он салфетки, сводит мои ноги и сжимает пальцами коленки. Мгновенное преображается из милого парня в ревнивого монстра. – Ты идешь к своему маменькиному сыночку и говоришь, чтобы он не рассчитывал тебя трахнуть.
— Или что? – спрашиваю дерзко, задрав чуть подбородок.
— Или наш секс покажется, — наклоняется он, – тебе прелюдией.
Он напал на губы неожиданно и сладко, скользнул языком по губам и забрался в рот, вынуждая подчиниться его жесткому ритму. И я тонула в этом поцелуе, в том, как он сжимал и тискал мою грудь, словно подготавливая меня к новому раунду. А потом вдруг оставил, словно конфетку забрал и подал одежду.
— Я жду, что ты не будешь глупить и сделаешь, как я сказал.
— Конечно, ждешь, — мягко улыбаюсь я, с большим удовольствием наблюдая, как его мускулы перекатываются под кожей, как хищно смотрят его глаза. Потом все-таки одеваюсь. И спустя пару минут выхожу их кабинета, чтобы пойти и порвать узел, который Антон представляет отношениями.
И я стою перед его дверью и слышу, что его мама еще не ушла, а в голове вдруг всплывают слова Германа, про прелюдию к сексу. Между ног начинает тянуть, как только фантазирую, что же он подразумевал. Наверное, поэтому тихонько улыбаюсь себе под нос, разворачиваюсь и иду в сторону выхода.
Очень уж мне интересно, что на это предпримет Герман. Очень.
Глава 22.
Нет ничего хуже ожидания. Оно влезает в тебя пчелой и жалит, не давай нормально учиться. Дышать. Просто жить.
Я работала все так же, держалась подальше от Антона. Но Герман словно канул в лету.
Он просто пропал. А у меня даже не было телефона, чтобы ему позвонить.
И я несколько раз порывалась к нему пойти сама, или в больницу, откуда выписался Антон, но гордость. Как многим она испортила жизнь, не давая исполнить истинных желаний.
Вот и меня она вынуждает не дергаться и ждать, когда Герман появится сам. И сделает то, на что так недвусмысленно намекал.
Мне очень хотелось ощутить на себе всю силу его гнева, чтобы в дальнейшем понимать, чего ждать.
Ждать. Ждать. Но я, откровенно говоря, устала ждать. Устала сводить на нет попытки Антона позвать меня на свидание. Потому что, если скажу, что мы расстаемся, во-первых, это чревато потерей учебы и работы. А во-вторых, Герман будет думать, что готова следовать любому его приказу. Я может быть и готова…
Но не так.
В постели, да. Там он царь и бог. Любое его желание я готова выполнить беспрекословно. Но в жизни я сама хочу быть себе хозяйкой. Именно к этому я стремлюсь, посещая учебу и работая администратором в фирме Антона. Но игнор Германа, а не чем иным, как игнор, я не могу это назвать, начинает вызывать тихую ярость. А еще ко мне так и не вернулся кот. Он как появился неожиданно в моей жизни, согревал меня полгода ночами, скрашивал одиночество.
А теперь словно зная, что в моей жизни появился близкий, отправился по своим делам.
Близкий, которого, если честно, хочется ударить. Так сильно, что даже гордость становится лишь дуновением ветерка в твоем мозгу.
С этой мыслью заканчиваю рабочий день, с этой мыслью отнекиваюсь от свидания с Антоном головной болью и, быстро переодевшись в платье на голое тело и пальтишко, отправляюсь к Герману.
Совершенно не знаю, чего ждать. А если он там с другой девушкой? А если все его признания были фальшью, чтобы просто затащить меня в постель?
Но даже если так, даже если все придуманное мною – правда, я готова к этому удару. Потому что, во-первых, он ничего мне не обещал, верно? Во-вторых, ничего лучше я не испытывала. Никогда.
Никогда в моих жилах не растекался жидкий метал от одного взгляда. Никогда моя кожа не покрывалась мурашками от одного легкого касания. Никогда мое тело не вопило «хочу» так громко. И пусть он обманщик, я все равно жадно желаю еще раз с ним увидеться. Даже, если повезет получить свое наказание.