Внутри чувствую отголоски радости, совсем немного, но это придаёт жизненных сил.
Не сегодня, завтра я перестану быть заключенным. Не сегодня, завтра я глотну не смрад собственных фекалий, а настоящий, свежий воздух.
Скоро я встречусь с ней, с моей главной болью и посмотрю в эти блядские глаза, что преследуют меня давно. Исполню все свои фантазии, что кружили мою голову весь этот проклятый год.
И пока я думаю об этом, пропускаю фразу адвоката, переспрашиваю, потому что его слова звучат полнейшей ерундой.
— Это для всех было новостью, но, оказывается, в последний момент ваш отец переписал завещание, — говорит он монотонно, словно заученный наизусть диалог. — Все его имущество, акции, недвижимость поделены поровну между вами и, — делает паузу в несколько секунд, кидая на меня взгляд, — вашей сестрой.
Сестра.
Мне кажется, прямо сейчас кто-то цапнул мое сердце ножом, вошел по самую рукоятку. Повернул ее по часовой стрелке. Даже дышать тяжелее.
Мне хочется задать много вопросов о наследовании, о деньгах, о том, кто сейчас управляет компанией отца, но вырывается лишь:
— Где она? — где эта тварь? Сестра. Даже смешно. Звучит как бред.
Когда мой член был глубоко в ней, нас связывали только узы страсти.
— Госпожа Соколова в своем особняке под Москвой. Она оттуда почти не выбирается.
Соколова значит.
В голове шумит толчками кровь, мешает воспринимать информацию. Соколова. Соколова. Черт. Это фамилия Пети. А значит, значит…
Ох, малышка.
Вернулась-таки под теплое крылышко семьи. Она вернулась в клетку, из которой столько лет пыталась вырваться. Глупая. Наивная девочка.
Соня сделала свой выбор. Наверняка, очень удивится, что половина ее денег достанется мне.
А уж как удивится Петенька петушок. Вот бы его смазливую морду сюда.
Тут бы ее быстро подправили местные любители белых задниц.
Внутри тлеющий костер злобы и ненависти разгорался все жарче. И не угасает все то время, пока я выхожу из тюрьмы, задыхаюсь свежестью воздуха, привожу себя в порядок и наконец, спустя четыре дня, подъезжаю к кованным воротам серого особняка.
Ну все, это конец. Осталось только шаг сделать. Погрузить себя в ее жизнь вновь.
Хозяевами особняка являемся мы с Соней. Но как мне объяснили, всеми делами заправляет отец Пети – Эдуард, и он сам.
А София, как и положено многим женщинам, ни во что не вмешивается. Тогда вопрос «почему» я не задал, да это и понятно.
Она всегда плыла по течению. Однажды свернула не туда, но вернулась в нужном направлении.
Наверняка не ожидает, что увидит меня так рано.
Не только увидит.
Скоро она следами на своем теле поплатится за предательство. Она будет умолять меня простить ее, да мне будет плевать на ее просьбы. Я буду рвать ее тело вместе с душой, без сожаления, как и она сделала со мной.
Стою у входа в дом и скуриваю пятую сигарету, хочу набрать Медведю. Но не успеваю, дверь открывается и выходит Петя.
Мое тело в момент напрягается, готовое напасть на противника, искалечить ушлепка, что имеет доступ к моей Соне.
Ничуть не изменился. Все такой же лощенный, с прилизанными черными волосами. Мне даже не верится, что когда-то мы были лучшими друзьями.
Что же пошло не так? То, что он захотел себе Соню? Или то, что я взял ее на их свадьбе?
Черт его уже разбери.
— Привет, — он выходит из дома, оглядываясь, и как будто хочет мне улыбнуться.
Но я не отвечаю.
Единственное, что я желаю сделать, это сдвинуть его с дороги. Найти ее. Ту, что предала. Ту, что клялась в любви, а потом кинула меня.
И если Петя думает, что меня остановит штамп в паспорте, то он глубоко заблуждается.
Как бы я ненавидел Соню, она моя, только моя. И наказывать я ее буду в соответствии с этим. Тем более теперь проблем с деньгами у нас не будет. Она будет наслаждаться роскошью, как и мечтала, и кляпом во рту. Чтобы не орала, когда я буду ее трахать.
— Подожди, — хватает меня Петя, но я легко отталкиваю его, так что он падает. Иду в дом. — Подожди. Нам надо поговорить!
Кричит он мне в след, да ничего меня остановить сейчас не в силах. Мне лишь бы увидеть ее, лишь прикоснуться… Ощутить аромат ее тела.
— По телефону поговорим, когда ты подпишешь документы на развод.
Шаг за шагом, к нужной цели. Звон в ушах не мешает мне наслаждаться неминуемой расплатой.
— Да постой ты! — останавливает меня на лестнице этот придурок, тяжело дыша. Глаза бегают в разные стороны. — Она не может быть с тобой!
Ещё как может! И будет.
— Теперь это не ей решать, — вырываю свою руку, толкаю его снова и только делаю шаг, как вдруг слышу отчаянное:
— Она не может! Она не помнит ничего с момента пожара!
Глава 28.
Я не верю. Это настолько дико и смешно, что меня впервые за год пробирает на хохот. Только не солнечный, каким я заливался с моей любимой Соней, а злой, агрессивный. Болезненный и хриплый.
— Ты думаешь, я поверю в эту хрень? — ору я ему в лицо.
— Я тоже не верил, — убеждает меня Петя. – Потому что… Ну не верил. Но мы были у врачей. Были сотни тестов. И все как один говорят амнезия.
В сердце словно вонзается оголенный электрический провод. Меня бьет током от страха, что возможно он не врет. Что теперь Соня для меня снова просто сестра, и моя ненависть направлена на, по сути, чужого человека. Если только…
— Что именно она помнит?
— Она помнит свадьбу, пожар и как… — он делает паузу, такую долгую, что, кажется, замирает время. Сердце пропускает удар. – Как я лишил ее девственности.
— Ты? — издаю я рык, хватая его за грудки, наклоняя над перилами лестницы. Под которой мозайчатый мраморный пол. Больше всего хочется скинуть его туда. Насладиться хрустом костей и убрать, наконец, препятствие, которое повредило мой разум. – Ты сказал правду? Рассказал, как все было на самом деле?
— Я не хотел ее травмировать еще больше. Я просто снова стал ее мужем, как и советовали врачи.
Меня начинает колотить. В голове шуметь, кровь бить волнами прямо в мозг.
Вот так.
Пока я сидел в тюрьме, Петя использовал себе на пользу амнезию моей Сони. Поселился в доме, где мы бегали детьми. Трахает ее в супружеской постели, право на которое Соня давно передала мне.
— Давай заставим ее вспомнить, — предлагаю я. Как иначе? Я просто все ей расскажу. Расскажу, как мы были счастливы. Как ей было со мной хорошо. — Если, конечно, ты мне не врешь.
— Она должна сама… Со временем должна, — хрипит он, стараясь ослабить узел мажористого галстука. – Если не веришь мне, спроси у нее. По ней видно. Такое не сымитировать.
— Так и сделаю. И если ты мне соврал. Не жди пощады. Еще надо выяснить, за каким хером убился папаша. Тоже твоих рук дело?
— Нет, нет, — качает он головой и вдруг переводит взгляд. И я поворачиваю голову. Отпускаю его.
Меня пронзает острое чувство дежавю.
Вот она.
Моя сводная сестра. Опять недосягаемая как луна.
— Герман! – улыбается она так искренне, что мне становится не по себе за все пошлые мысли, что сдавливают мне голову. Душат.
Она выглядит совсем юной. Чистой. Нетронутой в своем сиреневом приталенном платье по колено. С простым пучком на голове и без капли макияжа.
В ней не осталось ничего от развратной девчонки, которая сама просила дать ей в рот.
Принимаю ее объятия, трясущимися руками глажу тонкий изгиб спины. Вздрагиваю, когда чувствую поцелуй мягких губ на щеке.
Так сладко. Так чертовски сладко.
— Петя сказал, что ты был в командировке, но, — говорит она громко, а потом понижает голос, – но я знаю, что отец отослал тебя.
— Соня… — это все, что удается мне выговорить. Так хочется запереться с ней в комнате, рассказать ей, что было между нами. Как здорово все было между нами.