— Я так рада, что ты вернулся. И еще я очень рада, что отец наконец изменил завещание. Я очень много с ним разговаривала.
— Ты? – этот возглас вырывается не только у меня, но и у Пети. И я вижу, как он неприятно удивлен ее заявлением.
— Конечно. Пети дома никогда нет, а мне было одиноко. Вот отец и развлекал меня. А потом я сказала, что он должен все сделать по правилам.
— Сука, — слышу тихое сзади, и понимаю почему. Руками жены муж потерял половину компании, которой я тоже собираюсь заниматься. А еще я собираюсь забрать себе это солнечное создание. Такое нежное, что сердце сжимается.
— Герман. Хочешь есть? Маргарита Павловна готовит просто отменно. Я у нее учусь, но пока получается не очень.
Да, я помню, что ел сожженный омлет, но его вкус волновал меня в последнюю очередь.
— Наверное, Герману уже пора.
— Какая глупость, — согласен. – Он только приехал, и я надеюсь, что он задержится. Правда?
Еще бы. Я не только задержусь. Теперь я буду здесь жить. Но не будем пугать Петеньку, вдруг его настигнет удар.
— С удовольствием, — улыбаюсь и понимаю, что все к лучшему. Она меня не предавала. Она просто потеряла память и не смогла помочь. А Петя воспользовался. За что и ответит. Но не сразу. Не будем гнать коней.
Мы сидим в уютной кухне с оранжевыми занавесками, сквозь которые пробивается солнечный свет, озаряя пространство. Соня что-то мне рассказывает, а я только думаю, что у нее под юбкой и насколько крепок этот стол.
— И мы поехали в Париж, но оттуда пришлось вернуться. Потому что врач не советовал долго путешествовать.
Смотрю на Петю, думаю, что про врачей, по идее, она ничего не должна знать. Или?
— Врач?
— Ну, да, — смеется она и вдруг подходит, берет с плиты кастрюльку. Достает оттуда бутылочку с соской.
Я смотрю на это, вытаращив глаза.
— Гинеколог. Мне до родов оставалось пара недель, и все перестраховывались.
— У тебя ребенок!? – выдаю я срывающимся голосом, понимая, что еда потеряла свой вкус, а предметы цвет. Даже она.
И как раз в этот момент раздается детский плач.
— Прямо по расписанию. А ты не знал про Славу? – улыбается она так тепло, что становится больно. – Ему уже три месяца. Ты доедай и приходи. Петя тебя проводит. Надеюсь, ты помнишь… — смотрит она на мужа как-то недовольно. – Где детская?
— Конечно, я помню, где комната МОЕГО сына, — говорит Петя и поднимается, чтобы обнять мимоходом Соню, но она отворачивается и выходит из кухни.
Моего. Моего сына. У них есть сын, Герман. А у тебя больше нет ничего. Даже Сони больше нет. Она жена другого мужчины и мать чужого ребенка.
Глава 29.
Я поднимался за бывшим лучшим другом с твердым желанием сломать ему шею. Пожалуй, давно нужно было это сделать. Но я сжимал челюсти и шел по направлению к детской комнате, из которой доносилось чье-то агуканье.
Не чье-то, а Славы.
Соня сидела в кресле качалке и кормила его из бутылочки.
И первая мысль меня постигнувшая: почему не грудью?
Я бы с удовольствием посмотрел, как пухлые губки розовощекого младенца причмокивают сосок. Я бы и сам не отказался.
— Молоко пропало? – тут же спросил я и не без наглости подошел к малышу.
Тыльной стороной ладони проверил лобик. Потом заметил, насколько далеко стоит Петя. С каким выражением он смотрит на Соню с младенцем на руках. И меня осенило.
Эта мысль была настолько правильной, что мне захотелось одновременно рассмеяться, заплакать, дать себе по тупой башке.
Петя имеет к этому ребенку столько же отношения, как любой другой чужой человек.
Это мой сын. Сроки сходятся. И пусть и Петя бы успел, и тест на отцовство я все-таки проведу, но врачебная интуиция, да и пара курсов психологии говорят сами за себя.
Петя не может быть отцом. Он ненавидит этого ребенка. Потому что он мой. Сын человека, разрушившего его планы. Уже во второй раз.
— Я кормила, а потом… — она глянула на Петю, который нахмурился еще больше и просто в итоге вышел из комнаты.
Я как будто оказался в параллельной реальности. Где между мной и Соней ничего не было, а ее семейная жизнь с Петей не сложилась. Она и не должна была. Слишком давно мы с ней любим друг друга. И никакая потеря памяти этого не исправит.
— Лактацию можно вернуть, — неожиданно для самого себя сказал я и ощутил, как от мыслей об этом в паху начинает жечь.
— Ох, я пыталась. Что только не пробовала. Чаи, молокоотсос, — шептала она на грани слез, а мне захотелось свернуть Пете башку, что посмел заставить нервничать только что родившую супругу. – Ничего не помогает. А на смесь у Славы аллергия. Мы уже пятую меняем.
— Я могу проконсультироваться со специалистами, — не стал я гнать коней, хотя прекрасно знал несколько эффективных способ возврата к грудному кормлению. И да, черт возьми. Мне бы хотелось, чтобы мой сын пил молоко матери, а не всю эту дрянь. Тем более, если у него аллергия.
Я перевел взгляд на малыша, который сосредоточил взгляд на груди Сони, а значит он тоже еще не забыл.
И я не забыл. До сих пор помню, какого это — гладить эти бархатные холмики, как кайфово перекатывать соски между пальцами. Крупные, как две вишенки, сосочки.
Которые сейчас неожиданно для меня приподняли ткань платья.
В комнате не холодно, это нужно отметить, а значит…
Поднимаю резко взгляд и точно… Соня отводит свой, при этом став почти пунцовой.
Мозг может и забыл, но тело-то все помнит. Или она хотела меня всегда?
Еще до пожара?
— Эм… Проконсультироваться где? Ты разве практикуешь? — спросила она, прочистив горло.
Малыш как раз допил, и она положила его на плечико, чтобы тот срыгнул.
— Не практикую, — интересно, что ей наплел Петя. – Но знакомства остались.
— Спасибо, я буду благодарна тебе за помощь. Я чувствую себя неполноценной матерью, потому что не могу дать Славке необходимого, — говорит она и, подхватив малыша на руки, идет к пеленальному столику.
— В этом ведь нет твоей вины, — подхожу сбоку и наблюдаю, как ловко она справляется с переодеванием.
И действительно у мальца сыпь на животе. Никогда бы не подумал, что Соня может стать такой заботливой матерью. Кстати, о ней.
— А где твоя мать? Почему не помогает?
Соня посмотрела на меня как на дурака.
— Ты уверен, что говоришь о моей матери? — смеется она. – Мама переживает смерть отца на Мальдивах.
— Действительно, где еще переживать о его смерти, — усмехаюсь и вдруг слышу.
— Мне будет приятно, если ты будешь приезжать почаще. Я не знаю почему, но с меня как будто кто-то снял чувство тревоги.
Как удачно.
— А если я поживу здесь?
— Правда?! А твоя… Ну… У тебя наверняка есть девушка.
Есть, только она меня не помнит.
— Я полностью в твоем… Вашем, — кидаю взгляд на размахивающего кулачками Славу. – Распоряжении.
Она улыбается так искренне, что у меня тугим обручем сжимается грудь. И я не могу себя пересилить. Наклоняюсь и сам ее обнимаю. Знаю, что должно пройти время, знаю, что мне потребуется деликатность, которой я никогда не обладал. Знаю, что нам придется начать все заново, но я никогда не откажусь от своей Сони.
— Спасибо, что вернулся, Герман.
— Спасибо, что ждала, — отвечаю, смотрю в глаза и с трудом сдерживаю порыв коснуться пухлых, подрагивающих губ.
И когда она возвращает внимание младенцу, я беру бутылку и иду на выход. Мне нужно знать наверняка. Тест готовится две недели. И если отец я, Петя больше в этом доме жить не будет.
Глава 30.
*** София ***
Мне хочется проснуться, но сон держит. Не отпускает. Снова и снова возвращая меня в моменты, которых быть не могло. Снова и снова раздражая меня мечтами, которые я похоронила.
Герман.
Его тело.
Так близко. Так жарко. Снова и снова на мне. Снова и снова во мне. Жестко и сладко одновременно.