— Давай я денег дам? Ты отпустишь меня тогда? У меня есть, много. Давай покажу, вон там в сумке… Леон, там много… Пожалуйста…
— Не хочу твоих денег, хочу тебя, ведьма, — шепчет он, пальцами нажимает на щеки, заставляя смотреть только на него. — Дай свои губки, весь день о них мечтаю.
Я не хочу его поцелуя, внутри рождается таинственный страх, когда я смотрю на его рот, чуть прикрытый бородой, на тень, что нависает. А вдруг мне понравится, как нравятся его прикосновения, а вдруг этим поцелуем я предам Колю.
— Не надо меня целовать. Это будет измена Коле, — шепчу я, рот прикрывая и лишь чувствуя касание его губ к тыльной стороне ладони.
Взгляд Леона неожиданно меняется, становится жестким, безжалостным.
— А что не будет изменой? — вдруг спрашивает он зло и сильно выкручивает сосок. — Насилие? Тебе легче пережить секс со мной, если насилую?
— Да! Не надо этих нежностей! Зачем ты меня гладишь, словно… — словно я твоя любимая девушка. — Просто возьми за чем пришел и убирайся!
Он резко, неожиданно перекрывает мне воздух, нажав на горло и впивается в губы, не давая и шанса оттолкнуть его. Врывается языком в мягкую полость, скользит внутри, скользит по губам, трогает язык, словно сожрать меня хочет. Начинаю под ним извиваться, руками бить. Мне не нравится, не нравится, когда его губы на моих, когда борода щекочет лицо. И он мне тоже не нравится!
Отпускает резко, давая глотнуть воздуха.
— Запомни, Вера. Ты принадлежишь мне. Вся, в том числе губы. Каждая твоя дырка, даже порванная. Все это принадлежит мне! Не будет больше Коли, поняла? Можешь не любить меня, даже ненавидеть, но подчиняться ты будешь обязана, — отпускает он горло, сдирая с меня лифчик и трусы. Не дает дышать, а затем резко переворачивает от себя.
Пихаю его ногой, пока по щекам текут слезы. Что значит не будет Коли?
— Да пошел ты! Давай, рви меня снова я все перенесу и дождусь Колю, — ору, а он меня резко по заднице бьет, раз, другой, до крика, пальцами на промежность нажимает, чуть внутрь проникает кончиками.
Я стискиваю зубы, готовясь перенести любые страдания, любую боль, что принесет мне эта Зверюга. Просто буду думать о Коле, который был со мной всегда нежен и терпелив.
— Долго ждать придется, — шипит Зверев, впиваясь в мою задницу пальцами, наверняка оставляя следы. — Он сгниет в тюрьме, а ты если будешь сильно рыпаться, отправишься к Гоше, он очень хочет порвать тебя лично.
— Лучше к ним, чем с тобой, сволочь бесчувственная! — рычу в подушку и снова вскрикиваю. От удара.
— Так и быть, отправлю тебя завтра им, но сегодня придется потерпеть мое присутствие, — рявкает он и вдруг сжимая силой ягодицы, раздвигает их, принимаясь смачно вылизывать. Я дергаюсь, хочу оттолкнуть его, прекрасно понимая, что он затеял.
— Не надо, ты же убьешь меня! — хочу повернуться, дергаюсь, как уж на сковородке, но, чем сильнее дергаюсь, тем сильнее он стискивает задницу, продолжая орудовать языком между булок. Я уже в голос реву, а он все елозит и елозит. Внутри рождается проклятое тепло, ведь он то и дело задевает клитор. Я бью кулаками в матрас, но не могу даже двинуться, освободиться, чувствуя как яд похоти растекается по венам, стекая смазкой по бедрам. Нет— нет, не может быть, я не могу возбуждаться от действий этого чудовища, не могу даже подумать об этом. Вчера тоже… Как я могу. Я предательница, я изменщица.
— Прошу, не надо так. Лучше трахни, сделай больно, но перестань это делать, — ору как резаная, когда вдруг все заканчивается, он убирает губы, освобождая меня от порочного плена, но между ног все равно все пульсирует, трещит от напряжения. Я захлебываюсь рыданием, когда он приставляет тяжелую головку к крошечной дырочке, чуть нажимает
— Сейчас головка зайдет, потом легче будет, — он еще и успокаивает, дергаю рукой, но достаю лишь до бедра, царапаю его как можно сильнее. Он лишь шумно вздыхает, делает рывок, проникая в меня своим чертовым стальным набалдашником, Я готовлюсь орать, но мне лишь дискомфортно, так что я сжимаю руками подушку и вою в нее, ощущаю, как распирает изнутри, как он двигается во мне, даже не намереваясь жалеть.
— Ненавижу тебя, — глупое, бессмысленное заявление, он уже внутри, но я все равно снова и снова повторяю, — Ненавижу, ненавижу!
— Та же фигня, — пыхтит он, толкая свой отросток все дальше, давя на стенки, сворачивая нутро унижением. Зачем он так, ну что я ему сделала. Я просто не хочу с ним быть, не хочу.