Шарль снял ногу с педали тормоза и повел машину нарочито небрежно, как-то лениво, но на небольшой скорости. Мы ехали по предместью, где нас преследовал запах заячьих шкур и шерсти. Одинокие фермы дремали посреди полей; миновав их, мы выехали на живописный участок дороги, заставивший меня вспомнить о школе старых фламандцев, настолько росшие по обеим сторонам дороги осины, эти хрупкие и жалкие создания, словно принадлежащие не миру реальности, а миру музеев, словно выхваченные по воле его величества случая из того мира и перенесенные в наш мир, соответствовали моему благоговейно-умиротворенному состоянию. Мое сердце вновь билось размеренно и спокойно, как билось оно в раннем детстве и ранней юности в конце каникул, когда я возвращался в пансион; в те дни на меня нисходила благодать божественной истины и я еще веровал…
Я попросил Шарля Гранда подвезти меня не к дому, а к гаражу, где стояла моя машина, предварительно удостоверившись в том, что документы, чековая книжка и кредитные карточки находятся при мне.
Нажав на акселератор и включив скорость, я направился к морю и, дважды залив полный бак в пути, приехал в Марсель, куда никогда не ездил с Клеманс, прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть восход солнца. Проделав довольно трудный путь по горным дорогам ночью, я спустился к морю и вышел из машины у подножия обрывистого берега, покачиваясь от усталости, я побрел по пляжу нетвердой походкой моряка, только что сошедшего на сушу после длительного плавания, широко расставляя ноги. В голове у меня вертелись и сталкивались шероховатые, тяжелые греческие слова, медленно всплывавшие со дна памяти. Над морем изредка ощущалось дуновение ветерка, и тогда водная гладь подергивалась рябью; почему-то пахло… свежими опилками. Я едва не потерял сознание… Что я здесь делаю? Я вовсе не был первопроходцем, открывателем новых земель, прибывшим к этим новым берегам из Фокиды…[8] И мое судно не ожидало в открытом море моего возвращения… Не мне принадлежали заполнявшие судно амфоры с растительным маслом и вином, обложенные соломой… Я не собирался основывать здесь никакое поселение, никакую торговую факторию… Над пустынной дорогой и над столь же пустынным пляжем вдруг появился вертолет, неожиданно вынырнувший из-за гребня скал; он сделал круг над морем и столь же внезапно исчез. Кого или что он искал? Ведь здесь никого не было. Только крупные белые птицы бродили по песку, там, где лежали хлопья пены. Однако вскоре вертолет вернулся, громко тарахтя вращающимся винтом, и от этого жуткого грохота я втянул голову в плечи. Вертолет снова исчез… Неужто он прилетал за мной? Меня ищут? Но почему? За что? За какое преступление? Я был настолько растерян, что даже задался вопросом, уж не Клеманс ли известила полицию о моем исчезновении и не направила ли на мои поиски целый отряд. Я увидел, как на самом верху карниза, нависавшего над морем, появилась машина и запетляла по серпантину горной дороги. Я доплелся до своего автомобиля, сел в него, и в этот момент ко мне подъехали полицейские; они бегло просмотрели мои документы и поинтересовались, какая нынче в Париже погода. Приложив руку к козырьку фуражки, капрал спросил:
— Не заметили ли вы, мсье, случаем, не проезжал ли здесь пикап с лодкой на крыше?
— Сожалею, нет.
— О чем вы сожалеете?
Раз уж я собрался отправиться на край света, чтобы там попытаться найти покой, то почему я должен был удивляться тому, что напоролся на этих полицейских?
— Ну, это только так говорится…
— Да, проделать путь от Парижа до Марселя, ночью… и вы почему-то не в гостинице, а бродите по пляжу… Посмотрели бы вы на себя в зеркало, видок у вас еще тот… Не соблаговолите ли дунуть в эту трубку?
Я дунул. Результат оказался в мою пользу. Я ничего не пил.
— Я с удовольствием остановлюсь в гостинце, которую вы мне порекомендуете. Если вы в чем-то подозреваете меня, вы будете знать, где меня найти. А я буду спать, спать, спать…
Полицейские посовещались и сошлись на том, что лучше всего мне остановиться в пансионе «Бонифацио».
— Мы заедем узнать, как вы себя чувствуете.
Никогда в жизни я не провел ни одного дня в полном безделье. Я люблю свою работу, суть которой заключается в том, что я плаваю в мечтах и грезах других и отмечаю там различные препятствия, рифы и подводные камни, требующие удаления или искусного лавирования. Не забудем еще и о том, что мне выпала еще и большая удача иметь доброго патрона, прислушивающегося к моему мнению, принимающего во внимание мои замечания и иногда даже завидующего мне и мечтающего о такой жизни, как у меня. Счастливому случаю было угодно познакомить меня с Клеманс Массер, а я уже по своей воле познакомился и с самой особой, носившей это имя и прославившейся под псевдонимом, известным теперь повсюду, и вот после такого невероятного везения я вдруг оказываюсь на узкой продавленной кровати в комнате на четвертом этаже в пансионе «Бонифацио». Я спал, спал, спал, а когда проснулся и взглянул на циферблат, обнаружил, что проспал полдня, но желания вставать у меня не было никакого. Госпожа Бонифацио повернула ручку двери и еще из-за двери спросила, не желаю ли я чего-нибудь, все ли у меня в порядке и при мне ли мои часы.
8
Вероятно, автор перепутал здесь два географических названия: Фокиду и Фокею. Фокида — часть Центральной Греции с горой Парнас и святилищем Дельфы, а Фокея — ионийский торговый город на западном побережье Малой Азии; именно жители Фокеи основали крепость Массалию (Марсель). —