— Я расскажу вам всю эту историю чуть позже, — прошептала мадам Бонифацио, а затем, уже обращаясь к Розе и Боно, сказала: — Поухаживайте получше за господином Авринкуром, он должен прийти в себя, восстановить силы.
Узкая улочка, озаренная солнцем, виднелась за окнами, у которых стояли столы. Окна были открыты, и на подоконники то и дело слетались воробьи, чтобы склевать остатки с тарелок, оставленных хозяйкой между двумя горшками с резедой.
Трое худых, словно траченных молью типов, примерно одного возраста, одним и тем же жестом вытиравшие усы, приняли меня в свою семью молча, не поднимая глаз от тарелок и не улыбнувшись, а только в знак приветствия поднеся руки к вискам, словно отдали честь. Мадам Бонифацио приветливо взмахнула своей пухлой ручкой, как бы объединяя нас в одну компанию.
— Милости просим, дорогой гость, располагайтесь, — сказала она. — Да, кстати, история Розы — это сюжет для настоящего романа, вполне достойный пера той писательницы, о которой я вам говорила, ну, той, чья книга лежит в ящике вашего столика около кровати… Ведь вы ее почитаете сегодня перед сном, обещаете?
— Да, мадам, если вы настаиваете…
— Наши друзья все ее читали, не так ли?
— Да, — хором откликнулись сидевшие за столом постояльцы.
— Не правда ли, эта книга — неплохой урок оптимизма?
— Да, мадам.
— Если бы я обладала талантом этой Маргарет Стилтон, я бы кое-что прибавила к ее славе, и мне не пришлось бы далеко ходить, чтобы найти великолепную иллюстрацию счастливейшей случайной встречи, которая приводит к великому успеху. Но я вынуждена понизить голос и говорить шепотом, потому что героиня моего романа несет нам суп с гренками.
Действительно, Роза принесла тарелку с гренками и горшочек с айоли — приправой с красным перцем, которую обычно подают к рыбному супу. Я как раз закончил трудиться над причитавшимися мне тремя кружочками копченой колбасы, такой твердой, словно изготовили ее не иначе как из ослятины, и был готов к дальнейшему приему пищи. Мадам Бонифацио продолжила свое повествование, добавив в голос драматизма:
— Это случилось однажды вечером, бедная маленькая Роза играла в классики с другими девочками, не обращая внимания на то, что время было уже позднее; но вот изо всех окошек донеслись голоса мамаш, звавших детей по домам, и вот тут-то Роза обнаружила, что уже поздно, и побежала домой. У порога той жалкой лачуги, в которой она жила с родителями и сестрами, девочка застыла как вкопанная, потому что из-за двери доносились душераздирающие вопли. Охваченная не страхом, а ужасом, она опустилась на колени и припала к замочной скважине. Ах, я не могу продолжать, мне надо перевести дух.
Казалось, мадам Бонифацио и вправду была близка к обмороку, но она нашла в себе силы открыть полуприкрытые глаза и поправить свой тюрбан из цветастого сатина.
— Так вот, бедняжка увидела, что ее отец придушил двух ее сестер около трупа ее матери, уже лежавшей в луже крови. В соседней халупе было тихо, соседи не подавали признаков жизни. Да и кому это было нужно, искать осложнений на свою голову? Чтобы заглушить крики, соседи включили радиоприемники на всю катушку, и из окон понеслись мелодии романсов. На рассвете убийца прохаживался вдоль верфей старого порта, сжимая в руке окровавленный нож. Он, видите ли, искал, с кем бы ему поговорить, кому излить душу.
— Он нашел нас, — сказал один из сидевших за столом.
— Случай, просто случай, — добавил второй. — Мы его спросили, чего он хочет.
— Теперь он в тюрьме, но здесь ему начисляют пенсию, а это уже слишком! — возмутился третий.
— Розу поместили в приют для сирот, — продолжала мадам Бонифацио, — а потом мне предложили взять ее к себе и обеспечить работой. Она не доставляет мне никаких хлопот, одну лишь радость, а природа-матушка, нисколько не интересующаяся тем ущербом, который она сама же нанесла когда-то, а лишь дарящая новую жизнь и новые силы, в своей простоте и наивности, вдруг свела ее с Боно! Вот здесь бы и должен был проявить себя талант предвидения такой писательницы, как Маргарет Стилтон. А я… что же, я могу лишь смутно кое о чем догадываться, кое-что предполагать. Ну-ка присмотритесь к Боно повнимательнее. Что вы видите: только ли его ловкость, живость и проворство?
Мы все как по команде повернули головы в сторону кухни, которую словно озаряла ослепительным светом белозубая улыбка шеф-повара.