Ко времени пребывания Меттерниха в Майнце относятся и его первые печатные произведения против революционных идей. После казни Марии Антуанетты в 1793 году он пишет воззвание к “императорской и королевской армии”, в котором призывает ее к мщению. “Смерть нечестивым злодеям, смерть убийцам своего короля и отечества! Кровь вашей бессмертной Терезы, кровь австрийская потекла на эшафоте – прислушайтесь к ее голосу, она призывает вас к мщению! Небо и земля взывают к вам: Отмщение!”
Через год Меттерних печатает анонимную брошюру, в которой, ввиду неудач австрийских войск, предлагает всеобщее народное вооружение. Под словом “народ” Меттерних понимает только собственников. “Конечно, не найдется такого безумного человека, который бы советовал вооружить чернь, – пишет он. – Никогда настоящий народ не отличается так резко от черни, как в тот момент, когда ему приходится защищать свою собственность от нападений пролетариата. Повсюду народ – враг новых доктрин, и наоборот, повсюду чернь им сочувствует”. Однако “чернь” санкюлотов проявила такие военные качества, каких были лишены армии древних монархий.
Как мы уже заметили, Меттерних вместе со своим отцом поехал на Раштадтский конгресс делегатом со стороны Австрии. Здесь в первый раз он столкнулся с официальными представителями Французской республикии был неприятно поражен их проектами, нравами и одеждами, так как привык к придворному этикету и расшитым мишурою мундирам. Его письма к жене полны насмешек над французскими делегатами. “Лакеи их, – пишет он, – похожи на носильщиков, а сами господа одеты в штатское платье: во фрак и белые брюки, как мы не решаемся показываться, даже вставая с постели”. “Они очень любезны, – говорит он в другом месте, – но, тем не менее, я не могу привыкнуть к ним; я в них вижу только сентябристов и палачей, против которых возмущается вся моя внутренность”[2]. “Они даже не подозревают, что теперь Рождество, – пишет он в письме от 14 декабря 1797 года. – Они признают только 5 нивоза”. В другом письме Меттерних не может примириться с фактом, что его угощали печеньем, украшенным тремя цветами французского национального знамени. Что он должен был испытывать позже, когда французское трехцветное знамя дважды подымалось на крыше Шенбруннского дворца в Вене!
Переговоры в Раштадте не привели к окончательному миру: французы требовали, кроме Бельгии, которую они получили по Кампоформийскому договору, весь левый берег Рейна; Австрия же, в надежде на свое военное счастье, отказывала. Разгоревшаяся снова война повела к сражению при Маренго в Италии, где Бонапарт во второй раз побил австрийцев. Мир был заключен в Люневилле в 1801 году. Требования французов были удовлетворены. В следующем году был заключен и Амьенский договор с Англией, на котором она в первый раз официально признала Францию республикой.
Но мир не мог быть продолжительным.
Франция быстрыми шагами превращалась в военно-деспотическое государство. Бонапарт совершил государственный переворот, заставив выбрать себя первым консулом сначала на десять лет, а в 1802 году – пожизненно. В 1804 году он был провозглашен императором Франции. Выдвинутый войнами, Наполеон I мог только ими и жить.
Сдругой стороны, европейские государства точно так же считали мир положением только временным. Желание отомстить за понесенные поражения, возвратить потерянные провинции и, наконец, сокрушить гегемонию Франции и революции, частью продолжавшей свое разрушительное дело и при Наполеоне, побуждало европейских монархов к возобновлению войны.
Предварительным условием к успешному исходу ее являлось заключение союзов. Этим и занялись дипломаты.
В 1801 году Меттерних был отправлен австрийским посланником в Дрезден, который представлял, по его мнению, хороший пункт для наблюдения, ибо лежал на дороге, соединявшей Вену с Берлином и Петербургом. Года через два – Меттерниху было тогда тридцать лет – он получает новое и важное назначение – посланника в Берлине. Целью его миссии было склонить Пруссию присоединиться к союзу, заключенному между Австрией и Россией 6 ноября 1804 года. В это время Англия уже начала на море военные действия против Франции. Наполеон со своей стороны тоже готовился к войне. Он устроил возле Булони громадный военный лагерь, где шла деятельная мобилизация армии, готовившейся, по-видимому, к высадке на берега Англии. В сущности, Наполеон сам считал это невозможным и если распускал слух, что хочет напасть на Англию, то исключительно для того, чтобы отвлечь внимание европейских государств от своих настоящих намерений. Европейские государства, впрочем, опередили его, объявив ему войну.
Непосредственным поводом к этому послужила казнь герцога Энгиенского. Как известно, герцог Энгиенский, один из членов бурбонской фамилии, был схвачен ночью на немецкой территории, привезен в Париж и расстрелян в Венсенских траншеях за участие “в заговоре против целости французской территории” (1804 г.). Когда Александр I упрекнул Наполеона в этой кровавой расправе, при которой были нарушены постановления международных законов, так как герцог Энгиенский был взят на чужой и нейтральной территории, Наполеон ответил сердито, делая при этом прозрачные намеки на трагическую участь Павла I. Это обстоятельство увлекло Россию в новую, третью коалицию, которая стараниями англичан и австрийцев создавалась против Франции.
Таким образом сам Наполеон, оскорбляя самолюбие и сыновнее чувство Александра I, уничтожал опасения Меттерниха, боявшегося до этого события, что “непостоянство и обидчивый характер русского императора сделает крайне трудной серьезную и продолжительную дружбу с Россией”.
Гораздо больше трудностей представлял союз с Пруссией. Там боролись две партии: партия военных, высказывавшаяся за войну с Францией, и партия дипломатов с министром иностранных дел Гаугвицем во главе, стоявшая за сохранение нейтралитета. Сам король Фридрих Вильгельм III отличался слабым характером. При затруднениях он плакал вместо того, чтобы думать и действовать.
Старания Меттерниха, нашедшего поддержку у русского посланника Аллопеуса, не приводили ни к каким результатам. Прусский государственный канцлер Гарденберг, хотя и соглашался с доводами Меттерниха, но заявлял, что король не хочет и слышать о “коалиции”. Переговоры затягивались, пока, наконец, прусский король не согласился обменяться тайными письмами с австрийским и русским императорами; в этих письмах они обещали друг другу помогать в деле “сохранения европейского равновесия”.
Однако, когда зашла речь об определении смысла этого выражения, обнаружилось, что Пруссия не хочет принимать на себя никаких обязательств относительно сохранения прежнего порядка вещей в итальянских провинциях, находящихся под властью или влиянием Австрии. После новых переговоров Меттерниху удалось, наконец, внести и это условие в письмо короля. Тем не менее, последнее оставалось простым актом изъявления чувства солидарности, ни к чему фактически не обязывающим Пруссию. Меттерних и Аллопеус стремились к официальному заключению союза, но от него Пруссия энергично отказывалась.
В феврале 1805 года в Берлин приехал Винценгероде со специальной миссией от Александра I. Меттерних уже считался ловким дипломатом, и поэтому Винценгероде было велено сноситься главным образом с ним. Винценгероде рассказывал Меттерниху, что царь находит Аллопеуса недостаточно энергичным. Меттерних взял на себя труд руководить Винценгероде, но предварительно условился с ним, что они не должны показывать вида, что действуют по взаимному соглашению. Для этого их разговоры должны оставаться неизвестными Аллопеусу и свидания между ними должны происходить в австрийском посольстве, так как из частных источников Меттерних узнал, что за гостиницей, где остановился Винценгероде, следит прусская полиция.
Однако и на этот раз Австрия и Россия могли добиться лишь обещания, что Пруссия придет им на помощь.
Вскоре после отъезда Винценгероде Меттерних был извещен своими агентами, что в назначенный день должен приехать в Берлин новый русский курьер с очень важным сообщением, а именно, что Александр I решил, не дожидаясь согласия Пруссии, перейти через ее территорию со своими войсками.
Здесь мы предоставляем самому Меттерниху продолжать рассказ, в котором хорошо вырисовывается его обыкновение прибегать ко всяким хитростям. “Русский курьер должен был приехать к Аллопеусу вечером. В 9 часов я отправился к последнему и оставался у него до поздней ночи под различными пустыми предлогами. Как раз в полночь шум остановившегося перед воротами экипажа подтвердил мои предположения. Прислуга сообщила о прибытии курьера из русского главного штаба. Несмотря на свои преклонные лета, г-н Аллопеус сохранил большую подвижность; он с такой поспешностью положил пакет с депешами на стол, что из него вывалились на пол несколько писем – мы их тотчас подобрали. Среди подобранных бумаг большого формата я очень хорошо заметил маленький конверт. И действительно, в одной депеше говорилось о собственноручном письме Александра I к прусскому королю, которое должно было находиться между другими бумагами. В этом письме царь сообщал прусскому королю, что он приказал своим войскам перейти границу. Содержание депеш, которые мы прочли, крайне смутило г-на Аллопеуса; то же самое было и со мною, если бы все это не было мне заранее известно... Однако письмо исчезло. Г-н Аллопеус высказал предположение, что оно забыто. Но я хорошо заметил маленький конверт с печатью, который мы напрасно искали в продолжение получаса”. Оказалось, что письмо случайно попало за обшлаг Аллопеуса. Мы привели этот анекдот для того, чтобы показать Меттерниха как дипломата. Он является к своему коллеге, зная, что приедет курьер и что он привезет бумаги с известным ему содержанием, о чем, конечно, Аллопеусу он не говорит; дальше Меттерних выдумывает различные “пустые предлоги”, чтобы оставаться до полночи, потом следит за впечатлением, которое чтение бумаг производит на Аллопеуса, а когда их подбирали, его зоркий глаз уже успел заметить “маленький конверт”.
2
Словом “сентябрист” Меттерних делает намек на избиения, которые произошли в сентябре 1791 года