Мой способ "укачивания" тотчас приносит мне, как его талантливому разработчику и исполнителю, долгожданную "вольную" и я, набросив на плечи свою "картофельную куртку", измождёно плетусь на зов очередного осеннего костра. Мама осторожно берет на руки и нежно расцеловывает Светочку. А та лукаво одаривает меня своей великолепной улыбкой, словно откуда-то знает, что сегодня её брату, основательно измотанному изнурительным "убаюкиванием", кубок "героя" вряд ли достанется...
Горит в нашей памяти, отдаляясь на вечный покой в безызвестность, нежное сияние осени и продолжает дурманить нас своим терпким ароматом. Осенние костры... В их добром, согревающим душу, пламени таятся растерзанные неумолимым временем годы, века и тысячелетия. Может поэтому мы не в силах оторвать от их трепетных разноцветных переливов свои зачарованные глаза, слезящиеся от извечного дыма. А может и от напрасных попыток разглядеть в теплом дыхании древнего огня свое, ушедшее навсегда, прошлое...
Бабушкины гадания и бубновый валет
Зимние каникулы я часто проводил в деревне, где в старой глинобитной избушке, покрытой снопиками ржаной соломы, жила моя единственная бабушка Евдокия Матвеевна. По имени и отчеству я её, конечно, никогда не называл, а обращался к ней не иначе, как "бабко" и на "ты". Моя же мама общалась с ней исключительно на "вы", к моему неописуемому удивлению, и величала её "мамкой", а отец - "тёщей". Правда, потом он перенял моё обращение к бабушке, уважительно добавляя к нему "вы".
Бабушка была невысокой сухощавой женщиной с седыми волосами, собранными в небольшую косу, и лучистыми карими глазами. Нрав она имела добрый, спокойный и покладистый. Родившись ещё при царе, она пережила множество исторических событий, испытаний и лишений, тесно связанных с ними. Может всё это и сделало из неё мудрую, выносливую и трудолюбивую женщину, которой волею судьбы пришлось самой воспитывать с младенчества ребёнка-мою маму. Бабушка одинаково хорошо владела лопатой и тяпкой, косой и серпом, топором и молотком, таща на себе всё домашнее хозяйство. Работала в поле, в огороде, ходила в лес по ягоды, грибы, шиповник... Заготавливала на зиму дрова и хворост, собирала лекарственные травы, которые затем наполняли неиссякаемо душистым ароматом всю её избушку.
А ещё у моей бабушки имелись замечательные таланты и склонности к народному целительству, знахарству и ворожбе. Она умела снимать всевозможные порчи, сглазы, "выкачивать перепуг" со взрослых и детей куриным яйцом, ножом либо просто руками, шептанием и взглядом. А, поскольку детство у меня было достаточно сложным и беспокойным, я с младенческих лет был у бабушки дорогим пациентом "номер один". И, естественно, невольным её учеником. Мне как будто бы умышленно посылались неизвестно откуда все вышеперечисленные состояния, а бабушка мастерски с ними справлялась. Для меня она всегда была доброй волшебницей, вдобавок ко всему, ещё и учителем жизни, великолепным другом и второй мамой, воспитавшей меня до трехлетнего возраста. Наши чувства любви были безграничными, крепкими и взаимными.
Может поэтому, когда меня разлучили с ней, я не мог найти себе места в новопостроенном родителями доме и часто плакал, вспоминая родимую бабушку, требуя немедленно отправить меня к ней. Родители тогда мне казались какими-то чужими людьми, с которыми мне хотелось поскорее распрощаться и уйти к бабушке...