Вообще-то я был парнягой настойчивым, в каких-то делах даже и ушлым. Но донимали меня три вещи, которые постоянно меня и подводили: стеснительность, скромность и лень. Иногда к ним присоединялись идиотская смешливость на пару с тупым упрямством и угловатая беспомощность. И от того, как это всё и в каких количествах посещало меня, так я себя соответственно и вёл.
Рассматривая задумчиво портрет поэта, я как настоящий "физик", решил описать данное оптическое явление и сделать вывод - высказать итоговую ассоциацию. Это уже было для меня более-менее понятно, и я приступил к созданию собственного поэтического шедевра, назвав его просто и лаконично - "Портрет Есенина". Так и начал:
Вот с бумажного портрета смотрит на меня,
Юное лицо поэта, свежестью маня...
И тут я зацепился за слово "бумажный", которое явно сюда не клеилось, хотя по всем "физическим " параметрам было достоверным. Может написать "настольного" или "настенного"? Но, почему же тогда "настенного", когда он, портрет, был в книге? Это, мягко говоря, неправдиво! Но тут я вспомнил, что поэты тем и отличаются от обыкновенных людей, что могут представить себе всё что угодно. Фантазировать, одним словом! Но ведь и "физики" могут фантазировать, выдумывая всевозможные, ещё несуществующие в природе, вещи!
Всё же, дабы успокоить в себе жаждущую достоверности правдивость, я водрузил раскрытую книгу на верхнюю полку этажерки, прислонив обложкой к стенке. Вот, совсем другое дело! С определённой натяжкой можно уже представить, что передо мной ... настенный портрет. Теперь уже не возбраняется так и написать:
Из настенного портрета смотрит на меня,
Юное лицо поэта, свежестью маня...
Неплохо, неплохо для начала... Может уже про табачную трубку написать? А зачем? Чтобы все догадались, что я сам начал изучать курительный процесс? Нет, для школьного вечера это было бы слишком! Тем более, может поэт взял трубку лишь для того, чтобы выглядеть посолиднее, а сам-то и не курит вовсе? Я же не знаю...
Ширь земная, шум лесов в голубых глазах,
Нерассказанные строчки на сжатых губах.
Да, не ахти как... Но дальше дело пошло почему-то гораздо быстрее, наверное, к процессу подключилась случайно пролетавшая мимо худосочная Муза:
Он бы мог мне рассказать трелью соловья,
О туманных сизых долах, свежести ручья.
О весне, порой игривой, белизне берёз,
Он бы пел и пел счастливо в рокотаньи гроз.
Может написать - "в громыханьи"? Нет, "рокотанье", пожалуй удачнее. В этом слове есть что-то роковое и трагичное, пусть будет. А может это я имею ввиду тогдашнее революционное время, достаточно непростое для чувственного поэта? Ладно... Я вздохнул и в который раз уставился на портрет. И мне вдруг показалось, что мой тёзка... кивнул в знак солидарности! Мол, трудно было, брат; это тебе сейчас здорово - сидишь себе в уютной комнате и занимаешься неизвестно чем! К тому же, из рук вон, как плохо! Рифмы у тебя детские, фразы все сплошь шершавые и неуместные! Ты поэт? Ха-ха...
Прочувствовав внезапно всю собственную поэтическую ничтожность, я решил заканчивать со своим нелепым творческим опытом и тотчас бегло дострочил: