" К чёрту я снимаю свой костюм английский,
Что же, дайте косу, я вам покажу -
Я ли вам не свойский, я ли вам не ближний,
Памятью деревни я ль не дорожу???"
Я внезапно прочувствовал всю недостойность крестьянских обвинений и глубину обиды поэта. А поскольку костюма, или хотя бы пиджака, на мне не было, то вместо этого я снял с ремня свою электрогитару и в справедливом порыве артистично, как мне казалось, резко отвёл её в сторону. В это время сгорбленный Борик, который тихонько колдовал себе возле усилителя, решил приподняться, но на словах стиха -
"... я вам покажу...", получил сплошной деревянной декой моей гитары прямо в лоб!
Я этого не видел, поскольку предположил, что попросту задел гитарой музыкальную колонку! К тому же Борик тихонько опустился на стульчик ударника и ухватился за голову. Как ни в чём не бывало, я увлечённо продолжил, принявшись ритмично размахивать гитарой, будто бы косой:
" Нипочём мне ямы, нипочём мне кочки.
Хорошо косою в утренний туман,
Выводить по долам травяные строчки..."
Но тут в зале поднялся такой шум и смех, что я запнулся и едва смог дочитать нужную строчку, с недоумением уставившись на Витька-конферансье, весело ржущего на пару с Ленкой, девчонкой из параллельного класса:
" Чтобы их читали лошадь и баран!"
Смех усилился ещё больше и все стали, хохоча, тыкать пальцами в сторону "барана и лошади"- Витька с Ленкой! Я тоже улыбнулся и поднял руку вверх, дескать, я же ещё не дочитал. Как только все утихли, я попытался было донести до слушателей финальное четверостишие, поучительно убеждая их:
" В этих строчках - песня, в этих строчках - слово.
Потому и рад я в думах ни о ком.
Что читать их м-м..."
Но тут возле самой сцены прыснула заразительным смехом группка девчонок, пришедших к нам на вечер из "русской школы". Я выдержал небольшую "артистическую" паузу и, сурово уставившись на них, мол, пришли в гости, так ведите себя прилично, назидательно повторил для них прерванную строчку, продолжая:
" Что читать их м-может... каж-да-я ко-ро-ва,
Отдавая плату тёплым-м м- молоком!"
Зал взревел и окатил меня пульсирующей волной аплодисментов. Я скромно сошёл со сцены и тотчас краем глаза заметил согнутого в три погибели Борика и Аду, протирающую ему влажным платочком распухший нос и огромную алую ссадину на лбу. Ничего не понимая, я, вместе с подоспевшим Колей, взял Борика под руки и отвёл в умывальник. Там я всё и узнал. Извинился перед Бориком, конечно...