Молодец, заслужил! Только, вот... Ну, да ладно, садись.
Я аккуратно уложил сладкую и липкую тряпицу на полку доски и пошёл на своё место, сопровождаемый молчаливыми и удивлёнными взглядами одноклассников. Мне было как-то не по себе, Григорию Израилевичу, наверное тоже. Не зря, ведь, он произнёс малозначительное для кого-то "только, вот..." Для нас же с ним это "только вот" значило гораздо большее! Это было паролем, кодовой фразой, чуть ли не разновидностью арго! И если бы можно было эту фразу должным образом озвучить и пояснить, то в виде диалога она прозвучала бы так:
-Серёжа, это твоя работа?
-Да.
-Что это было?
-Смола...сосновая!
-Не дури, брусок и наклонная поверхность изготовлены из дуба!
-Знаю, дуб не даёт смолы!
-Правильно, так что же было?
-Повидло... яблочное.
-Зачем?
-Чтобы продемонстрировать всем настоящую силу трения...
-!!!
Попытки продемонстрировать "настоящую" силу трения, либо её отсутствие, у
меня в школьной жизни еще были, когда удачные, а когда и нет. Но о них я уже напишу отдельно, при случае. В этом же своём коротком рассказе я хочу отдать должное великолепному, мудрому и любимому всеми его учениками Человеку-Педагогу - Григорию Израилевичу Шрайберу.
Где он сейчас? Говорят, что уехал в дальние страны, вроде в Америку. Безмерно грустно мне становится от осознания того, что я его уже никогда не увижу, не услышу и не повстречаю. Но это жизнь, повседневная и обыкновенная суета, преисполненная, увы, всевозможными препятствиями, наклонными плоскостями и, конечно же, настоящими силами трения...
Пятёрочный столбик и сквозняк
Не помню за что конкретно, но нас с Витей Кондратюком пересадили с "балкановских мест" (у других это называлось -"камчатка", задние парты) на первую центральную парту, в аккурат напротив учительского стола. Чтобы мы, значит, больше не баловались и находились всегда на виду. Поначалу нам было неловко торчать двумя высокими и лохматыми болванами перед самым носом очередного преподавателя, но со временем мы привыкли, хоть и приходилось постоянно горбиться и сутулиться. Правда, когда было нужно, мы с Витьком, наоборот, выпрямлялись с умнейшим видом, загораживая таким образом от зоркого педагогического глаза на контрольных весь средний ряд одноклассников, благодарно списывающих и подглядывающих в учебники.
Удачная дислокация позволяла нам ещё и подсматривать в школьный журнал, предупреждая и извещая одноклассников о всевозможных вызовах, "точках" и проставленных оценках. Жаль, что у нас с Витьком имелись коротковатые руки, а то мы могли бы запросто и хорошие отметки ставить в журнал всем желающим, отвернись лишь учитель к доске! Это же здорово, конечно! Но был у нас всеобще любимый предмет, за элементарное участие в котором все поголовно получали пятёрки в журнал. Это было... пение!
Виктор Михайлович, наш стройный, энергичный и чернокудрый учитель предмета, которому мы к началу урока-праздника с преогромным удовольствием доставляли из учительской в класс старенький баян, всегда в конце занятия выводил в журнале сплошной столбец крупных пятёрок! Естественно, что в предвкушении этого действа, наши громогласные песни были прекрасно слышны не только на всю старую школу, но и легко доносились до универмага напротив! Порою одинокие прохожие даже останавливались, сбиваясь в благодарные группки завороженных фанов, и с увлечением слушали наш дружный и бравый рёв.