Какая-то новостройка в Авиньоне очень пригодилась им. Здесь и остановились, потому что Горн надеялся отыскать того француза-авиаинженера.
- Как же его фамилия, постой, - копался Горн в памяти. - Имя Ален, это хорошо помню. Да разве сыщешь его в городе среди тысяч Аленов? Крюшо… Кроне… Ален Крюшо. Черт его знает, может, и Крюшо.
- А стоит ли его искать? Война! Если и уцелел до сих пор, то разве будет сидеть в Авиньоне? Пойдем дальше, поищем лучше моих друзей, - убеждал Лужинский уже в городе.
- Это правда, твои друзья, Станислав, в эту сложную пору нам бы больше подошли. Но куда идти? Я и так уже до черта устал. Надо что-то придумать, чтобы не только идти на собственных, но и… подъезжать. Все же я предлагаю программу-максимум.
- Какую именно? Швейцария? Это не меньше, чем месяц пути, около тысячи километров наберется. Но не они определяют успешность такого марша. Придется проходить через центральные районы Франции. Нет, Ганс, давай лучше прибиваться к моим знакомым. Это каких-то двести километров, дороги периферийные, люди абсолютно надежные. Кроме того, у меня есть дела к ним.
- Коммунисты? - почти равнодушно поинтересовался летчик.
- Наверное.
- Ладно. Пойдем затем к коммунистам. На опыте убеждаюсь, что с этим народом легче преодолевать житейские трудности… Но позволь и мне попробовать свои общечеловеческие каналы? Устроились мы замечательно: к этой новостройке французы вернутся не раньше, чем через пять лет, ручаюсь. Еды тоже имеем на добрые сутки. Позволяешь?
- Ладно. Только условие: тише воды, ниже травы!
Горн искренне засмеялся, пожимая на прощание руку. Посоветовал спокойно отдыхать и не разыскивать его.
В первые часы одиночества Лужинский действительно задремал. Затем попытался начертить на цементном полу подвального перекрытия карту дальнейшего путешествия. Очень хорошо, что им удалось незаметно перейти уцелевшим до сих пор мостом через полноводную Рону. На их счастье, через мост в Тараскон проходили французские полицейские части. Вместе с ними прошли и Горн с Лужинским.
Лужинский встал, теперь на досуге еще раз перебрал в памяти то слишком счастливое форсирование реки. Могло быть гораздо сложнее. Чем дальше в глубь страны, тем больше становилось гитлеровских оккупационных войск. В Авиньоне их было полно. Может, разумнее и надежнее было бы обойти этот город… Где тот Крюшо теперь, когда вся Франция распята на штыках гитлеровских солдат.
Так и просидел почти целый день. К вечеру забеспокоился. Ведь прошло добрых шесть часов, а Горн не возвращался. Лужинский осторожно обошел строительные провалы, вышел на улицу. Летчик пошел направо, вероятно, и возвращения его следует ждать именно оттуда.
Решил пройтись в обе стороны улицы. Неужели могло случиться что-то плохое с Горном в городе, где жизнь регулируется сейчас его же соотечественниками? Выбирал то один, то другой тротуар, зашел и в небольшой городской сад, побродил по загрязненным, заброшенным аллеям, не сводя глаз с улицы.
Когда заметил, что начинает темнеть, опять вышел на тротуары. Как будто чувствовал, что именно сейчас и будет возвращаться летчик после посещения старого друга.
Он таки возвращался… Но не сам и не по доброй воле. Двое солдат крепко держали Горна, вывернув руки, как полиция водит преступников. Полоса крови перечеркивала его щеку. Кровь текла не изо рта, а из разбитого носа.
«Ну, увиделся Ганс» - тревожно подумал Лужинский, буквально окаменев от такой встречи. Откуда и куда его ведут? Собственно, куда - дело было ясное. Это и подсказало решение Лужинскому.
С трудом оттолкнулся руками от забора, мазнул грязной пятерней себя по лицу и пьяно пошатнулся навстречу конвою с Горном.
- Да-а! Таки попа-ался, голубчик…
В первый момент Горн будто обалдел от такой встречи: неужели его приятель действительно пьян?..
А приятель встал на раскоряченные ноги, голова клонится.
- Куда вы его? Отдайте мне, я его, голубчика, очищу!
- Проходи, проходи, друг, не мешай.