Клеопатра, несмотря на всю поспешность, не скоро приехала на помощь Антонию; поэтому его нетерпение перешло в тоску, он думал, что царица не желает отвечать на призыв побеждённого. Он обессилел от грусти и искал забвения в вине; наслаждение хорошо поесть, которого он был лишён во время похода, теперь не развлекало его: в самый разгар оргии он вдруг вставал и покидал собутыльников, затем шёл на берег моря, где просиживал целыми часами, молча глядя в ту сторону горизонта, откуда он ждал Клеопатру.
Наконец желанная приехала и привезла припасы, одежду, а также деньги — в сумме около 240 серебряных талантов.
Расчёт с легионерами, реорганизация армии и сбор податей принудили Антония остаться на некоторое время в Левкэ Камэ, с ним жила безотлучно и Клеопатра.
Между тем известие о неудачном походе дошло до Рима, и Октавия, всё ещё преданная своему мужу, несмотря на то, что брат рассказал ей о сближении Антония с Клеопатрой, решила отправиться в Азию.
Она просила Октавиана дать ей кораблей, войска и денег. Узнав из полученных донесений, насколько сильна в Антонии вернувшаяся страсть, Октавиан согласился на просьбу сестры, полагая, что оскорбительный приём, который устроит ей её муж, разъединит их навсегда и возмутит римлян.
Чтобы не встретиться с Клеопатрой, Октавия остановилась в Афинах, дав знать Антонию о своём приезде.
Триумвир не пожелал отсылать своей любовницы, а потому письмом попросил Октавию остановиться в Афинах по причине нового похода, который он затеял против парфян.
Действительно, царь Мидии, на которую беспрестанно делали набеги эти дикие орды, предложил Антонию разгромить парфян в союзе с ним.
Не обижаясь на отказ, настоящую причину которого она не знала, Октавия снова написала мужу, причём в письме этом не было никаких упрёков; она просто спрашивала у триумвира, куда ей надлежит отправить войска и припасы, привезённые ею для него. Она писала, что, кроме множества предметов обмундирования, снаряжения и военных машин, она привезла крупную сумму денег и три тысячи отборного войска, также прекрасно вооружённого, как когорты преторианцев, на что Октавия истратила часть своего личного состояния.
Нигер, взявшийся доставить письмо Антонию, к которому он относился с большим уважением, был несколько раз принят триумвиром.
Нигер дружески разъяснил Антонию его неправоту по отношению к Октавии, упомянув о редких достоинствах этой удивительной женщины, он убеждал его во имя собственных же интересов — шаткого положения и померкшей славы покинуть Клеопатру.
Колеблясь принять то или другое решение, Антоний находился в нерешительности: он предполагал возвратиться в Мидию, причём, отправив Клеопатру в Египет, оставить Октавию в Греции, — таким образом откладывалось столь трудное для него окончательное решение до возвращения из похода.
Но Клеопатра чутьём любящей женщины прочитала всё, что было на сердце у Антония. Боясь вторично потерять любовника, царица решила воспользоваться своим преимуществом над Октавией — близостью к Антонию; она удвоила число улыбок и ласк, преувеличивая страсть, которую она в действительности к нему питала.
Потом, после первых сообщений Антония об отъезде в Мидию, она начала проявлять невыразимую печаль: она не ела, не пила, проводила дни и ночи, заливаясь слезами.
Её осунувшееся, побледневшее лицо с синевой под глазами, неподвижный взгляд, бесцветные губы поражали своим видом её приближённых. Женщины Клеопатры, её друзья, приближённые триумвира, расположение которых она успела приобрести лестью и обещаниями, упрекали Антония в бесчувственности, которой он, по их мнению, обрекал на смерть от горя самую прелестную в мире женщину, которая только и живёт им одним.
«Октавия, — говорили они, — связана с тобой во имя интересов её брата, она пользуется всеми преимуществами положения твоей супруги...»
«Клеопатра же, — напоминали они, — царица столь многих стран — и она только твоя любовница... Она не отказывается от этого имени. Она не только не считает его унизительным, а, наоборот, гордится им».
«Её единственное счастье, — твердили они, наконец, — и тщеславие — жить с тобой».
Антоний сдался, убеждённый этими доводами. Он боялся, что Клеопатра, которая владела его сердцем, и против которой он мог бороться лишь доводами рассудка, умрёт от горя или отравится.
Он отложил поход в Азию, вернулся вместе с Клеопатрой в Александрию, где вновь началась жизнь «неподражаемых».