Антоний начал упрекать и угрожать Октавиану. Многочисленные римские клиенты Антония, его друзья, соглядатаи, присланные из Египта, — все занимались привлечением народа на сторону Антония не только честными путями, но и подлогами.
«Октавиан, — говорили они, — отнял Сицилию у Секста Помпея, не разделив её со своим товарищем; мало того, он даже не отдал ему 120 трирем, занятых им для этой войны. Он отстранил Лепида и присвоил себе провинции, войска и корабли, которые были назначены Лепиду. Он роздал своим солдатам почти все земли Италии, не оставив ничего для ветеранов Антония».
Все действия Октавиана по управлению были раскритикованы и вменены ему как преступление; напомнили, что он угнетает Италию податями; обвиняли его в стремлении править самодержавно. Говорили, что настоящим наследником Цезаря был не его племянник Октавиан, а собственный его сын, Цезарион...
Появился слух, что второе завещание диктатора появилось лишь через несколько дней после его смерти.
По свидетельству Диона Кассия, Антоний, признавая формально Цезариона законным сыном Цезаря, довёл беспокойство и гнев Октавиана до наивысшего предела.
Однако Октавиан терпел: его войска не были готовы, а Антоний был слишком популярен в Риме благодаря обширной клиентуре, которой покровительствовала его жена Октавия. Несмотря на обиды, которые она потерпела от Антония, Октавия оставалась ему верной. Напрасно Октавиан по возвращении её из Греции умолял оставить мужа; она продолжала жить в его дивном доме, когда-то принадлежавшем Помпею, с одинаковой ласковостью и заботливостью воспитывая детей, которых она имела от Антония, и его детей от первой жены.
Клиенты и друзья Антония, которых он присылал из Александрии, могли быть уверены, что они найдут у Октавии и помощь, и поддержку.
Она даже просила за них у брата, несмотря на то, что это его бесило. Мало того, она защищала Антония перед Октавианом, прощая все его ошибки и безумия, и говорила, что будет совершена величайшая гнусность, если два великих повелителя заставят римлян убивать друг друга: первый — из мести за личные оскорбления, а второй — из-за любви к иностранке.
Октавиан, девизом которого было изречение: делать надо так же скоро, как и хорошо, казалось, уступал просьбам Октавии; однако если он и не торопился объявлять войны, то всё же он к ней готовился постепенно, подготовляя также и общественное мнение, пользуясь в особенности слухами о полной скандалов жизни Антония в Египте и его подчинённости Клеопатре.
«Антоний, — распускал он слухи в Сенате, в народе и армии, — больше не римлянин. Он сделался рабом египетской царицы, кровосмесительной дочери лагидов...»
«Его родина — Александрия, которую он хочет сделать столицей Империи... Его боги — это Кнуфис с головой барана, Ра — с клювом ястреба, лающий Анубис. Его советники: евнух Мардион, Хармиона, Ира, парикмахерша этой Клеопатры, которой он обещал подарить Рим».
Эти сплетни привели в ужас римлян и нашли отражение в стихах поэтов того времени: «Между нашими орлами, — пишет Гораций, — солнце видит, о, позор, презренное знамя египтянки... Римляне, проданные женщине, не краснеют от стыда, подымая за неё своё оружие... В опьянении от счастья и от безумных надежд это чудовище мечтает о падении Капитолия, готовит с презренным войском из рабов и евнухов похороны Империи...»
«Итак, — говорит Проперций, — эта царица-проститутка, вечный позор крови Филиппа, хочет принудить Тибр терпеть угрозы Нила и заставить отступать перед остроклювым ястребом римские трубы...»
Консулы, выбранные в 32 году — Домиций Аэнобарб и С. Сосий, оба приверженцы Антония, напрасно пытались его спасти, срывая маску с Октавиана в Сенате.
Большинство было против них. Боясь гнева неумолимого судьи Перузы, они покинули родину вместе с некоторыми из сенаторов.
Антоний находился в Армении, где он был занят приготовлениями к свадьбе своего юного сына Александра с Ютаной, дочерью мидийского царя, а потому они письменно известили его, что Октавиан торопится закончить вооружение войск и что открытие враждебных действий неизбежно.
Антоний, как хороший полководец, решил предупредить врага и для того перенести войну на территории Италии.
Он немедленно отправил с 16 легионерами Канидия по побережью Малой Азии, а сам отправился в Ефес, куда все его союзники были приглашены явиться со своими войсками.
Клеопатра явилась первая с 200 кораблями, с гребцами от 3 до 10 рядов и военным фондом в 20 000 талантов.