Наоборот, моряки Антония не были достаточно многочисленны, и большинство из них участвовало в войне в первый раз. Его громоздкие корабли были тяжелы.
«Море стонало под их тяжестью, — гиперболически восклицает Флор, — и ветер уставал их двигать».
Войска Антония заняли северную оконечность Акарнании, вблизи мыса Акциума, имея на берегу Епира сильный отряд, хорошо укрепившийся в окопах, обращённых к неприятелю и возведённых во время зимы. Окопы эти командовали узким проходом в Амбракский залив, где был расположен флот.
Октавиан расположил свой лагерь в Епире, на небольшом расстоянии от передовых постов неприятеля.
Антоний имел превосходную оборонительную позицию, позволявшую ему пренебрегать атаками на неё римлян, так как проход из Акциума был неприступен; он был лишь блокирован со стороны моря, откуда доставлялись почти все нужные припасы.
Обе армии стояли несколько дней лицом к лицу.
Октавиан, жаждавший боя, старался различными демонстрациями втянуть своего противника в бой на суше или на море.
Антоний, обеспокоенный, взволнованный, колеблющийся, не мог решиться начать военные действия. Он посадил на суда большую часть своих войск и переправил их в Епир для атаки римского лагеря, но потом он одумался и приказал им перейти в Акарнанию.
Офицеры, предугадывая плохие качества кораблей, но веря в доблесть легионеров, советовали Антонию дать сражение на суше. Это было также и желанием солдат.
На одном из смотров Антония остановил старый центурион, весь покрытый шрамами, и спросил: «Повелитель, ты, значит, не доверяешь этим ранам и этому мечу, раз надеешься больше на гнилое дерево! Пускай финикийцы и египтяне сражаются на море, но нам предоставь землю, на которой мы привыкли стоять твёрдо и где мы сумеем победить или умереть!»
Кроме того, Антоний был взволнован зловещими предзнаменованиями: в нескольких городах бурей были опрокинуты статуи его и Клеопатры. В Альбе мраморная статуя, воздвигнутая в честь триумвира, покрылась потом. «Было предзнаменование ещё более страшное, — говорит Плутарх. — Две ласточки свили было гнездо над кормой «А н т о н и а д ы», адмиральской галеры Клеопатры, но прилетели две других, выгнали первых и убили их птенцов».
Несколько поражений в стычках в окрестностях Акциума, уход Домиция Аэнобарба, который внезапно перешёл на сторону неприятеля, измена двух союзных царей, покинувших армию со своими войсками, подтверждали правдивость этих предсказаний в душе суеверного Антония.
Он начал сомневаться не только в успехе, друзьях и солдатах, но даже и в Клеопатре.
Видя её грустной, вялой, озабоченной — она думала о ласточках на «Антониаде», о статуях, разбитых молнией, — он вообразил, что она хочет его отравить, чтобы этим приобрести расположение Октавиана.
В продолжение нескольких дней он ничего не пил и не ел, не дав предварительно ей попробовать. Из сострадания к своему любовнику Клеопатра исполняла этот каприз, но однажды вечером, в конце ужина, она вырвала розу из венка с его головы, растрепала её и, бросив лепестки в кубок, протянула его, смеясь, Антонию. Антоний поднёс его к губам.
Она его останавливает и заставляет выпить отравленное вино раба, который немедленно падает на ковёр в страшных мучениях.
«О, Антоний, — воскликнула Клеопатра, — какую женщину ты подозреваешь?! Вот видишь, у меня были средства и случай тебя убить, но я не могу жить без тебя».
Беспокойство и усталость воцарились в армии, расположенной в лагере на нездоровом месте да ещё при этом терпящей лишения в жизненных припасах.
Даже Канидий, столь усердный к бою, и тот однажды посоветовал покинуть флот и идти воевать во Фракию, куда Динкомий, царь гетов, обещал прислать подкрепления, превосходящие численностью неприятеля.
Клеопатра высказала другое мнение, если не менее постыдное, то по крайней мере более осмысленное. Если бежать, то легче было достигнуть Египта, чем Фракии. Она предложила, оставив часть войск в Греции — гарнизоны — в укреплённых городах, остальные на кораблях перевезти в Египет, пройдя насквозь флот Октавиана.
После новых колебаний Антоний принял последний проект, хотя ему не по душе было бегство перед армией, начальника которой он презирал.
Вероятно, впрочем, что Антоний надеялся разбить римский флот, полагая, что выигрышу морского боя будет способствовать выход из узкой гавани Акциума. Если он победит, он сделается хозяином положения и атакует деморализованную армию Октавиана... Если произойдёт нерешительная битва — с таким могучим флотом он не допускал возможности поражения, — он проследует в Египет.