Осенью 32 года до н.э. оба триумвира-соперника потребовали от своих подданных клятв в верности и постарались принять эти клятвы от такого количества царств и городов, которое было в пределах их досягаемости. Клятвы верности, которые приносили Октавиану италийские союзники, стали достоянием потомства благодаря тому, что он сам впоследствии скрупулезно перечислил эти случаи, настойчиво заверяя читателя, что все они были принесены ему исключительно добровольно (см. Деяния божественного Августа). Гораздо меньше внимания было уделено присягам, принесенным Антонию жителями его провинций и зависимыми государствами. После этого сам Антоний торжественно поклялся своим воинам, что будет сражаться с врагом, не заключая мира (см. Дион Кассий). В то время это заявление было равнозначно требованию безоговорочной капитуляции противника. Очевидно, Антоний сделал его, чтобы предостеречь перебежчиков, которых всегда немало было во время гражданских войн в Риме. Однако ни одна из сторон пока еще не объявила войны официально.
Первый решительный шаг в этом направлении сделал Октавиан еще до конца 32 года до н.э. Он добился отрешения Антония от власти триумвира и всех официальных полномочий, включая должность консула, которую тот должен был занимать с начала следующего года. После этого для всех сторонников Октавиана Антоний превратился в частное лицо, к тому же в человека, ставшего авантюристом на службе иностранной царицы.
И все же ни теперь, ни потом, вплоть до битвы при Акции, Антонию официально не была объявлена война. Видимо, Октавиан не хотел отказываться от собственных заверений, сделанных после победы над Секстом Помпеем, что гражданские войны в Риме отныне прекратятся.
Октавиан также, очевидно, хотел показать, что он дает возможность Антонию одуматься и оставить любовницу-иностранку. Антоний едва ли пошел бы на это, но в среде римлян еще оставались его сторонники, и от них-то Октавиан еще надеялся добиться отказа от поддержки соперника.
Но война была торжественно объявлена Клеопатре. Как жрец полузабытого культа Фетиалиев, сопровождавшего некогда объявление войн, Октавиан прошел во главе торжественной процессии на Марсово поле, неся в руке копье, обагренное кровью во время жертвоприкошения в храме богини войны Беллоны. Очевидно, прав был Дион Кассий, предположивший, что речь Октавиана, пропитанная ядом, была направлена почти исключительно против египетской царицы.
Клеопатра была тогда идеальным национальным врагом римлян. На нее смотрели как на авантюристку, из-за которой римского полководца засосала губительная роскошь, как на распутницу, которая захватывает римские территории, и ее дикие орды угрожают уже самому Риму. Позднее Вергилий клеймил "варварство египетской религии, а Гораций издевался над восточными евнухами, которые господствовали, по его словам, при дворе царицы Египта. Вообще все поэты, которые поддерживали Октавиана, писавшие об этой войне, относились к Клеопатре с такой – же злобной неприязнью. Это отражало те настроения, которые господствовали в самом Риме в это время, особенно с конца 32 года до н.э. Со своей стороны Антоний, проигнорировав официально отрешение его от власти, объявил ко всеобщему сведению, что сам сложит с себя все полномочия через месяц после победы и полностью восстановит власть сената и римского народа.
Однако, по сравнению с яростной пропагандой его врагов, эти заверения Антония показались римлянам неубедительными и не произвели должного впечатления. Из-за Клеопатры Антоний уже проиграл первое из сражений будущей войны – пропагандистское.
Само по себе это было бы не так страшно, если бы Антоний оказался победителем в решающих сражениях этой войны, морских и сухопутных.
До той поры вопрос оставался открытым.
Глава 12. БИТВА ПРИ АКЦИИ
Самой северной базой Антония в Ионическом море была Керкира, остров в ста милях к югу от македонской дороги. Далее, с севера на юг, следовала целая цепь военно-морских баз Антония. Первая была на Акции, мысе у выхода из Амбракийского (Артского) залива в Ионическом море, затем – на острове Левкас, потом – в Патрах на берегу Коринфского залива; следующая база была на острове Закинф, где уже несколько лет назад обосновался Сосий, флотоводец Антония; затем – в Метоне на юго-западе Греции, наконец – на мысе Тенар на самом ее юге. Последние базы были расположены на Крите и в Киренаике, во владениях Клеопатры-младшей, где стояли римские гарнизоны. Осенью 32 года до н.э. Антоний перенес свою резиденцию из Афин в Патры – город, который возвысился после разрушения римлянами Коринфа в 146 году до н.э. Когда наступила следующая весна, Антоний стал готовиться к появлению на море римского флота во главе с Октавианом (который к этому времени снова стал консулом). Антоний считал, что, если ему даже не удастся встретить враждебный флот по дороге к берегам Греции, он сможет взять инициативу в свои руки позднее. Он также рассчитывал, что недостаток средств заставит Октавиана броситься в бой как можно скорее.
И действительно, Октавиан, точнее, Агриппа начал действовать быстро и очень смело и, что самое главное, довольно успешно. В начале марта, как только установилась приемлемая погода, Агриппа со значительной частью флота Октавиана пересек Ионическое море по диагонали, достиг Греции и захватил морскую базу Антония Метону. Царь Богуд из Мавритании, возглавлявший здесь оборону, был убит, и там Агриппа разместил свой гарнизон. Это была выгодная для обороны позиция, и, например, в XVII веке венецианцы сорок лет защищали ее от турок. Но в той войне между триумвирами Агриппа практически сразу смог захватить Метону.
Падение военно-морской крепости, которую Антоний считал наиболее надежной, было для него тяжелым ударом, тем более что оно имело неожиданные последствия. Это означало, что теперь будет крайне трудно снабжать армию и флот Антония провизией из Египта. Пришлось снабжать войска зерном из Греции, где земля была менее плодородной. Прадед Плутарха, Никарх, вспоминал, как его соплеменники из Херонеи носили на спинах мешки с зерном в Антикиру на берегу Коринфского залива, сопровождаемые надсмотрщиками с бичами. Падение Метоны имело и другие, неприятные для Антония, последствия. Милях в тридцати от нее находился полунезависимый греческий полис Спарта, правитель которого, Эврикл, затаил злобу против Антония, который казнил его отца за пиратство. Теперь Эврикл перешел к Октавиану, а на монетах Спарты после этого вместо надписи «Атр», в честь Атрания, одного из военачальников Антония, появилась надпись «Атр», в честь Агриппы.
Впоследствии окружение Октавиана представило дело так, будто битва при Акции явилась поворотным моментом, решившим исход этой войны – ведь Октавиан сам участвовал в битве. Но историк Веллей Патеркул обоснованно считал, что исход войны был предрешен раньше. Он называет ряд факторов, однако главным следует считать захват Метоны Агриппой – событие, которое было наполовину уже победой Октавиана. Агриппа был, очевидно, лучшим флотоводцем своего времени и к тому же имел огромный опыт после войны с Секстом Помпеем. Обосновавшись в Метоне, Агриппа стал нападать и на другие морские базы Антония, вынудив последнего то и дело посылать военные корабли для их защиты.
Вскоре после этого Октавиан переправил основную часть своей армии через Ионическое море на север, в небольшой порт Панорм между Керкирой и римской дорогой «виа Эгнациа». Антоний не смог помешать этому, так как его флотилии в этом районе уже не существовало: кораблям пришлось отражать рейды римлян, обосновавшихся в Метоне. Захватив Керкиру, Октавиан стал быстро продвигаться на юг по суше и по морю.
Вскоре Антоний устроил на Акции укрепленный лагерь неподалеку от военно-морской базы. Дня через три Антоний и Клеопатра также прибыли на Акций, и Антоний устроил там свою резиденцию и штаб. Октавиан попытался врасплох напасть на флот Антония, но потерпел неудачу. Однако вскоре после этого Агриппа, владевший теперь и Метоной и Керкирой, захватил Левкас и Патры.
Теперь Антоний потерял контроль и над Коринфским заливом. Флот его оказался «запертым» в Амбракийском заливе, а разноплеменные команды кораблей, не сплоченные настоящей дисциплиной (в отличие от моряков Агриппы, прошедших сицилийскую войну), начали выражать недовольство. К тому же нездоровый местный климат способствовал распространению на флоте эпидемий малярии и дизентерии.