Глава 15. МЕСТО КЛЕОПАТРЫ В ИСТОРИИ
Хотя официально война велась не с Антонием, а с Клеопатрой, все статуи Антония в Александрии были низвергнуты по приказу Октавиана. Статуи же Клеопатры были сохранены, поскольку один из друзей царицы Архибий преподнес победителю две тысячи талантов, чтобы их не разрушали. Для следующего поколения она оставалась царицей, и в одной из розеттских надписей упоминается Клеопатреон – святилище, построенное в ее честь. Ее статуя в храме Венеры-Прародительницы в Риме продолжала стоять там еще в III веке н.э. Рассказывают, что другая могущественная императрица, Зиновия, правившая в Пальмире в 269 – 273 годах н.э. претендовала на происхождение от Клеопатры. Если это и не так, сам рассказ говорит о том, какой властью обладало и тогда имя египетской царицы. Историк Аммиан Марцелин (330 – 395 гг. до н.э.) утверждает, что египтяне и в его время чтили память Клеопатры, причем это достигало карикатурных форм (Аммиан Марцелин). В VII веке н.э. коптский епископ Иоанн Никийский утверждал, что ни одна из женщин-правительниц не может сравниться с Клеопатрой. Множество замечательных памятников Александрии, включая дворец и Фаросский маяк, стали считаться ее созданиями. Из всех преемников Александра Великого одна Клеопатра, подобно ему самому, стала легендой.
Большинство историков как древнего, так и нового времени считали, что Антоний и Клеопатра неизбежно должны были потерпеть поражение (противоположной точки зрения придерживался О. Шпенглер, автор книги «Закат Европы»). Но их поражение оказалось неизбежным хотя бы потому, что Агриппа был лучшим флотоводцем, чем сам Антоний или кто-либо из его помощников. Не правомерно противопоставлять достоинства режима Октавиана Августа недостаткам правления Клеопатры и Антония и на этом основании делать вывод о неизбежности победы Октавиана. Много отрицательных свойств было у обеих сторон, и если бы Антоний и Клеопатра выиграли битву при Акции, то впоследствии выставлялись бы на первый план отрицательные стороны Октавиана. Созданная при его ближайшем участии Римская империя оказалась одним из самых устойчивых и успешных государственных образований в истории. Но его победа означала, что противоположная сторона не реализовала своих начинаний, и мы не можем судить, насколько успешными они бы оказались.
За последние сто с лишним лет было много дискуссий о личных характеристиках двух победителей, Юлия Цезаря и Октавиана Августа. Но между делами Цезаря и делами Августа есть известная разница. На оценку личности Цезаря, безусловно, влияет тот факт, что его оппоненты «республиканцы» по большей части вызывают антипатию. Сейчас есть не лишенная положительной стороны тенденция к отходу от культа успеха, которая породила даже романтизацию поражения, как в случае с гибелью Че Гевары. Но абсурдно было бы делать «героев» из побежденных противников Цезаря. У него было немало скверных качеств, но его правление, очевидно, было бы меньшим злом, чем их победа.
Сравнение Августа с его противниками, Антонием и Клеопатрой, не может дать таких же результатов. Август, как подчеркивал еще античный историк Тацит, был человеком холодным и беспощадным, и без этих качеств он не смог бы ни добиться своих неслыханных успехов, ни провести радикальные преобразования за свое сорокапятилетнее царствование.
Но его противники не были похожи на противников Цезаря. Сенаторы – враги Цезаря – не создали (и, очевидно, не могли создать) ничего позитивного. Планы же Антония и Клеопатры были гораздо более конструктивными по своему характеру. Но до сих пор лишь немногие историки (такие, например, как У. Тарн, автор Кембриджской древней истории (1934) признавали, что у Клеопатры и Антония были серьезные замыслы, достойные внимания.
Этому есть две причины. Во-первых, как часто бывает, внимание многих авторов привлекали прежде всего любовные отношения Антония и Клеопатры, а не их политическая деятельность. Во-вторых, их конфликт с Октавианом Августом рассматривался как традиционное противостояние между Востоком и Западом, а мы – люди Запада. Западная Европа и США – прямые наследники тех культурных традиций, которые образовались в результате победы Августа при Акции. Во многом наша интерпретация этого конфликта является следствием пропаганды сторонников самого Августа.
Но, как во всякой хорошей пропаганде, в ней была доля правды. Несмотря на лживость многих взаимных обвинений, столкновение Октавиана и Антония было противостоянием восточной и западной идеологий. Ложным, однако, было утверждение, будто Антоний и Клеопатра выступали чуть ли не как представители восточного варварства. В действительности они стояли за эллинизм, точнее, за союз эллинизма и романизма. Как конкретно представлялось им это партнерство, можно видеть на примере Александрийских пожалований. За римлянами в этой системе сохранялось верховенство, но римляне и эллины, а также эллинизированное население Востока должны были стать партнерами в государственном управлении. Так Антонию и Клеопатре виделось «согласие народов» – одна из любимых идей на тогдашнем Востоке (Сивиллины пророчества показывают и популярность этих идей и то, какие крайние формы они могли принимать).
Август думал иначе. Конечно, он использовал показное эллинофильство, чтобы сгладить негативное впечатление от неприязни к эллинизму многих его соотечественников. Но в целом он был настоящим представителем римского имперства. В любом случае, по его замыслу, римляне и жители Италии должны были безраздельно господствовать в империи. Август стремился умиротворить эллинов ради спокойствия в государстве, но греки и эллинизированные не должны были участвовать в высшем государственном управлении.
Совсем иначе смотрели на эту проблему Антоний и Клеопатра. При их правлении огромные регионы Востока управлялись бы эллинистическими монархами, в первую очередь Птолемеями. Люди воспринимали портреты Антония и Клеопатры на монетах того времени как изображения не просто двух божеств, вступивших в союз, но также как символ союза между романизмом и эллинизмом. Этот союз тогда так и не состоялся оттого, что Агриппа был лучшим флотоводцем своего времени, но это не значит, что он был невозможен в принципе.
Правда, эллинистические монархии в то время переживали упадок, и их существование казалось несовместимым с растущей Римской империей. Но идея великого эллинистического царства, которое существовало бы в тесном и почетном союзе с Римом, вовсе не была чем-то нереальным. Это показала поздняя история Римской империи, четыре столетия спустя, когда эллинистическая культура снова выдвинулась на первый план. Византийская империя по своему характеру стала не римской, а греческой. Если бы в 31 году до н.э. события получили иной ход, то подобное развитие они приняли бы гораздо раньше.
Антоний и Клеопатра были союзниками, хотя между ними оставались разногласия (например, в отношении к иудейскому царю Ироду). Различия между ними во многом определялись их происхождением: Антоний был римлянином, а Клеопатра – эллинкой. Кроме того, у Клеопатры был гораздо более сильный темперамент. По выражению Иосифа Флавия «ей требовалось все – или ничего» (см. Иудейские древности). Но она, как отмечал еще полководец Канидий, при всем этом являлась высокоодаренной и опытной правительницей.
Существовала одна проблема, которая могла бы выйти на первый план, если бы Антоний и Клеопатра стали победителями. Эта проблема всегда волновала прежде всего саму египетскую царицу: каково было бы ее место в новой системе? В этом случае Антоний и Клеопатра, исходя из предыдущего развития событий, могли бы стать партнерами по управлению всей Римской империей. Очевидно, Клеопатра в этом случае последовала бы в Рим за Антонием. Современные историки полагают это невозможным, так как римский правящий класс никогда бы этого не допустил. Но у Клеопатры были сторонники и в самом Риме, а кроме того, в случае победы Антония оппозиция был бы подавлена так же, как она была подавлена Августом.
Другой вопрос, который возник бы в случае победы, – юридические обоснования союза Антония и Клеопатры (отдельная проблема – положение старшего сына и наследника Антония). Очевидно, они в этом случае вступили бы в брак, уже не только в теологическом, но и в юридическом смысле. Антоний, став победителем, мог бы приспособить римские законы к своим целям (как это всегда готов был делать и Август).