Один из ловчих ухватил топор, однако не осмеливался подойти к разъяренному животному. Бактрийка схватила копье и начала осторожно приближаться к упрямому вепрю. Уцелевший глаз зверя злобно оглядывал поле боя. Храбрая охотница потрясала копьем, дразня кабана. Она давала время своей спутнице прицелиться получше. Вторая бактрийка крикнула подруге на их родном языке:
— Под шею, любовь моя! Это его слабое место. Бей, когда я выстрелю. Нам помогут боги.
Нежное обращение удивило Клеопатру, которая одна из всех прочих понимала этот язык.
Стрела сорвалась с тетивы и ударила вепря в ухо, отчего зверь откинул голову, открывая уязвимую шею. Вторая бактрийка метнула копье. Кабан собрал последние силы и бросился на нее. Безоружная девушка упала на спину, не устояв перед бешеным напором. Мохама оттолкнула Клеопатру, вырвала из рук оцепеневшего ловчего топор и, громко закричав, разрубила вепрю спину. Раздался тошнотворный треск, и кабан упал. Бактрийка-лучница поспешила к своей подруге, которая в беспамятстве лежала на земле. Клеопатра не сводила глаз с поверженного и окровавленного циклопа. Мертвый кабан выглядел гораздо меньше, чем живой. Береника обнимала несчастного Ясона. Затем она встала, вскинула к небесам руки, обагренные кровью коня, и принялась проклинать богов.
Когда все успокоились и направились к лагерю, лучница-бактрийка спросила у Мохамы:
— Где ты научилась обращаться с топором, дикарка?
Клеопатре не понравились интонации, прозвучавшие в ее голосе. Девочка напряженно ожидала, что ответит рабыня, опасаясь, что на сегодня неприятности еще не закончились.
— Меня научил один охотник-перс, — спокойно ответила Мохама.
— Как же ты училась, когда у тебя был полон рот? — рассмеялась лучница, уже позабывшая, что эта дикарка спасла от смерти ее подругу.
— Не беда, когда рот полон, — усмехнулась Мохама, — беда, если голова пуста.
* * *Клеопатра ела жадно и поспешно, не обращая внимания на жир, который стекал по пальцам и щекотал руки до самых локтей. Вепрь, зажаренный над костром, оказался сочным и восхитительным на вкус. Сидя под открытым небом, царевна самозабвенно набивала живот. Именно так и следует поедать свежедобытую дичь. Девочка подняла голову. Звезды усыпали небо, словно миллион серебряных монеток. Наверняка богам пришлась по душе сегодняшняя охота.
После ужина Авлет остался у костра вместе с родичами и друзьями. Клеопатру попросили заново рассказать о том, как был убит дикий кабан. Девочка краем глаза следила за Береникой, стараясь угадать, нравится ли сестре ее рассказ. Но Береника оставалась равнодушной. Наверное, до сих пор оплакивает своего любимого коня Ясона. Старшая царевна лениво прислонялась то к одной бактрийке, сидящей справа, то к другой, которая сидела слева, и было непонятно, слышит ли она хоть слово.
Когда Клеопатра закончила рассказ, пламя превратилось в жаркие уголья. Царь осушил остатки вина из кубка. После чего воздел руки и провозгласил:
— А теперь спать!
Но Клеопатре не хотелось уходить отсюда, прохладный ночной воздух так приятно холодил кожу.
— Отец, может, ты нам что-нибудь расскажешь? — попросила девочка.
— Боюсь, что Каллиопа, прекрасная муза сказителей, покинула старого бедного пьяницу. Она не любит, когда я слишком усердно возношу хвалу Дионису, — ответил царь, помахав пустым кубком.
— А ты призови эту непостоянную музу и попроси ее снизойти к тебе. Твои дочери и товарищи ждут.
Царь вздохнул.
— Каллиопа, спутница великого слепца Гомера, снизойди к твоему покорному слуге, поклоннику твоей сестры Эвтерпы!
Авлет вознес очи к небу, потом сокрушенно покачал головой.
— Бесполезно, я слишком много выпил.
— Все равно расскажи, отец, — не унималась Клеопатра, прижимаясь к толстому брюху царя. — Расскажи, как ты взошел на трон.
Она любила эту историю, историю возвышения своего отца. В ней шла речь о матери — Клеопатре V Трифене, которая родила Теа, Беренику и саму Клеопатру.
— Помогите мне, девочки, — попросил Авлет.
Клеопатра и Мохама ухватили царя за руки, больше похожие на медвежьи лапы, и помогли подняться. Правитель набрал полную грудь воздуха и оглядел слушателей, привлекая внимание всех и каждого.
— Я незаконнорожденный, — тихо и печально начал он. — Таково начало моей истории, но, если будет на то милость богов, далеко не конец. Моя мать была прекрасной сирийской царевной, в ее жилах текла кровь царей Македонии. Она вела свое происхождение напрямую от Селевка, великого соратника Александра. Мой отец, Латир, встретил мою мать, когда находился при сирийском дворе. Он не взял ее в жены потому, что уже был женат на нелюбимой второй супруге и второй своей сестре, Клеопатре Селене. Он любил мою мать и оставался с нею, пока его не призвали на египетский трон.