Но это, однако, не означает, что Клеопатра примирилась в душе с поражением. Она наблюдает за развитием событий и вникает в планы Октавиана. Ей хочется опьянить себя увеселениями, тем более что это доставит радость александрийцам и можно будет еще понадеяться на их мятеж, на их порыв к независимости, их желание схватиться с римлянами, которое столь ярко проявилось в борьбе с Цезарем и которое теперь, к сожалению, угасло.
Поводов для увеселений хватало. Но лучший вызов судьбе — это, конечно, торжественное празднование зрелости Цезари она. Не означало ли это, что ему, подобно Аитиллу, старшему сыну Антония и Фульвии, тоже исполнилось четырнадцать лет, а может, ему было тогда семнадцать, и он достиг возраста, когда римские мальчики облекаются в мужскую тогу?
Это был праздник общего опьянения, превративший Александрию в пляшущие сутками толпы. Антоний предстал подлинным автократором, божеством, Дионисом. Клеопатра, участвуя в торжествах, думала, надо полагать, о будущем. Раз Цезарион достиг соответствующего возраста, значит, согласно египетскому обычаю, он приобретает мужские права на троне. Следовательно, у нее есть возможность сделать вид, будто ее регентство завершилось, и тогда она противопоставляет Октавиану сына Цезаря, законно занявшего египетский престол. Из всех ее планов, построенных после Акция с намерением сохранить жизнь старшего сына, этот не был ни самым абсурдным, ни самым далеким от осуществления. Речь шла о том, чтоб спасти то, что еще можно было спасти: жизнь сына, собственную жизнь. Кто знает, может, династия Цезариона даст серьезные гарантии Октавиану, — с римской точки зрения, разумеется. Чем рискует при этом Октавиан, ставший единственным повелителем Рима?
Нужно было спешить. Ирод уже изъявил Октавиану свои верноподданнические чувства, он предстал перед ним без знаков царского достоинства, раскаиваясь в дружбе с Антонием и сообщая одновременно, что он подговаривал последнего убить Клеопатру. Октавиан торжественно вернул ему трон. Мало того, высадившись вместе с Иродом в Иудее, он в сопровождении пышной свиты направился вместе с ним к египетской границе.
Клеопатра отлично поняла, чем ей это грозит, — и выставленная напоказ дружба, и намек на будущее вторжение.
Октавиан объявлял ей войну от имени Рима, и тут не исключался, может быть, компромисс, но Ирод мстил, расплачиваясь за прошлое, и был беспощаден. Клеопатра старалась когда-то изо всех сил не допустить его к трону, участвовала в заговоре его родичей, унижала его, будучи на вершине власти. В ту пору он не осмелился ее убить. Теперь оснований сдерживаться у него не было.
Что делать, надо вновь попытать судьбу и поставить все на одну карту, попробовать договориться с новым повелителем Рима, пусть даже ценой уступок, ценой унижения женщины и царицы. Клеопатра делала Октавкану всякого рода предложения, оказывала знаки внимания. Она уверяла, будто готова передать бразды правления Цезариону, а сама отойдет от всех дел. Чтобы доказать свои намерения повторить судьбу Лепида, одного из прежних триумвиров, ставшего простым гражданином, она в знак покорности отослала Октавиану свой скипетр и корону.
Она уговорила Антония присоединиться к ней в этом деле, и автократор тоже пообещал уйти из публичной жизни и поселиться в Афинах. Любопытно, что, сообщая Антонию о своем решении, Клеопатра о скипетре и короне умолчала. Предложение Антония Октавиан оставил без внимания, а Клеопатру уведомил, что не откажет ей ни в одном из ее справедливых требований при условии, что она умертвит Антония или, по крайней мере, изгонит его из Египта.
Получив этот ответ, Клеопатра, наверное, вспомнила о том совете, какой несколько месяцев тому назад Ирод давал в связи с нею Антонию. Однако ей казалось, что враги действуют против нее порознь, не согласуя свои усилия. Ей хотелось уцепиться за соломинку, и Октавиан дал царице надежду. Впрочем, как недавно Антоний, так и она отказалась убить своего супруга или же выдать его врагам. Главное для Октавиана заключалось сейчас не в том, чтоб нанести им удар, а в том, чтоб их, спаянных общей бедой, разъединить. Антоний сейчас не представлял собой ровным счетом ничего, он был одним из двух бывших соправителей Рима; побежденный, он полностью утратил власть и все больше погружался в трясину хмельных увеселений. Клеопатра решила тайно возобновить переговоры.