Октавиан включился в эту игру Пикрошоля. Раз уж Мидия (союзное государство) и Парфия (подлежащая завоеванию) составляют часть империи, то почему бы не раздать тамошние земли ветеранам? Вместо ответа Антоний как можно скорее вернулся в Сирию и привел в боевую готовность все силы, которыми располагал. Два триумвира подвергали публичному обсуждению личную жизнь соперника. Тут было все: и странные связи юных лет, и любовницы, и распутство. Как раз в момент этого обмена любезностями Антоний написал свое выдержанное в казарменном духе письмо, которое я уже отчасти цитировал и в котором с жаром доказывает, что не Октавиану выставлять себя в качестве блюстителя морали. Вот перевод этого письма в несколько, правда, смягченных выражениях:
«Отчего ж это ты, Октавиан, изменил ко мне свое отношение? Оттого, что я сплю с царицей? Но она моя законная жена, к тому же не со вчерашнего дня. И это продолжается девять лет, не так ли? Но за эти девять лет ты преуспел не с одной только Ливией, правда? Что ж, на здоровье. Может, сейчас, читая эти строки, ты милуешься с Тертуллой, или Терентиллой (жена Мецената) или Руфиллой или с Сальвией Титизенией, а может, с кем-то еще? Какое мне, в конце концов, дело, на кого капают твои слюни?»
Этот резкий тон — признак разрыва. И Октавиан и Антоний ощутили в себе достаточно силы, чтобы перейти к решающему бою, во всяком случае, им хочется разделаться с неопределенностью. Схватка, в которую они вступают — это война между Антонием и Октавианом. Но в силу обстоятельств это также личная война Клеопатры.
Глава VI
Кольцо смыкается
Любопытно, что все сведения о готовности Клеопатры вступить в решительную схватку с Октавианом ограничиваются сообщениями самого Октавиана, а также его подпевал. Все прочее — догадки и теоретические выкладки наших современников. Вейгал, к примеру, пишет:
«С точки зрения Клеопатры предстоящая война была в высшей степени желательна, ибо она, означая ликвидацию триумвирата и исчезновение Октавиана, не только возводила ее любовника и соправителя Антония вместе с нею на престол вселенной, но превращала также официально се сына Цезариона в наследника божественного Цезаря».
Не располагая, к сожалению, никакими достоверными данными на этот счет, можно тем не менее предположить, что весь накопленный Клеопатрой опыт свидетельствует как раз об обратном.
Во времена Цезаря в Риме еще возможна была вторая супруга диктатора, царица грядущей восточной империи. Но для того, чтобы сделаться первой в Риме, надо было там родиться. Клеопатра и так уже царица всей Азии, царица царей, и она ни с кем не делит Антония. Меж тем как в Риме ей противостоит верная Антонию Октавия, с которой ему тем или иным способом придется еще мириться, если доведется одолеть Октавиана, ибо он знает: без примирения с Римом ему не стать высшим и единственным повелителем Города и самой Империи. И потому сомнительна мечта Клеопатры о вселенском троне и ее планы создать для Цезариона иное будущее помимо того, какое уже предусмотрено, то есть египетский престол, титул царя царей и положение второго Антония. Все, что касается Клеопатры, сводится к укреплению династии и подтверждению ее независимости от Рима. Нет оснований предполагать, что она носится с планами подчинить себе Рим со всеми вытекающими отсюда опасными последствиями, ничего не выигрывая при этом. Да еще соправитель в образе Антония, беспечный игрок, Пикрошоль. Из них двоих только ее отличает благоразумие, стремление к накопительству — не она ли добывает деньги, не она ли привыкла к азиатской политике выжидания, к длительным и сложным переговорам, не она ли избегает ставить все на одну карту?
Единственные сведения, почерпнутые нами о приготовлениях к кампании против Октавиана и Рима, исходят все из того же «Жизнеописания Антония» Плутарха: послушавшись советов Домиция Агенобарба, старого помпеянского пирата, ставшего другом и союзником Антония (консулом на 33 год в Риме), Антоний велел Клеопатре отправляться в Египет и дожидаться там исхода войны. Клеопатра меж тем, согласно все тому же Плутарху, взяла на себя снаряжение четверти флота для своего супруга, истратив на это двадцать тысяч талантов, а также обеспечила продовольствием и оружием всю армию Антония. «Опасаясь, как бы Октавия снова не примирила враждующих, — продолжает Плутарх, — царица, подкупивши Канидия (военачальник из свиты Антония. — Авт.) большою суммою денег, велела ему сказать Антонию, что, прежде всего несправедливо силою держать вдали от военных действий женщину, которая столь многим пожертвовала для этой войны, а затем, вредно лишать мужества египтян, составляющих значительную долю морских сил»[51].