Александрия была в высшей степени заинтересована в этом. В самом деле, из-за разбоя морская торговля пришла в полный упадок, мореплавание стало крайне рискованным делом. Александрийские и иноземные судовладельцы отказывались от поездок, ибо страховые взносы, требуемые банкирами, стали непомерно высоки. К этому остается еще добавить, что неумелое ведение хозяйства и постоянные династические войны последних властителей довели египетский военный флот до столь плачевного состояния, что у него не было ни малейшей возможности помериться силами с пиратами, использовавшими пустынные отмели в дельте Нила для стоянок и отдыха.
Помпей справился с задачей в три месяца. Затем он повел войска против Митридата, понтийского царя, приютившего, кстати, юного Авлета в год изгнания, тоже одержал победу и, получив от сената неограниченную власть над всей Азией, вторгся в Сирию. Вот тут-то Авлет и ухватился за благоприятный момент и отправил к Помпею посольство с предложением принять в дар от него корону ценой в четыре тысячи талантов, от чего Помпей не отказался. Позднее, когда у того появились трудности в связи с осадой Иерусалима, услужливый Авлет предложил ему в помощь свою конницу, что способствовало победе Помпея.
Но если Птолемей пользовался теперь расположением Помпея, то от него все более отворачивался его собственный народ, раздраженный зависимостью от Рима и недовольный, что политика царя способствует новым завоеваниям римлян в Азии. Однако Авлета мало волновали настроения на родине. Его заботило лишь признание Рима. Обеспечив его, он погрузился в наслаждения.
К несчастью, он поставил не на ту лошадь. Рим встретил вернувшегося Помпея неласково. Сенат отказался одобрить его иностранные декреты и, вопреки существующей традиции, не позволил ветеранам его армии селиться на итальянских землях. Воспользовавшись затруднениями Помпея, Цезарь учредил негласный союз между ним, Помпеем и Крассом, названный первым триумвиратом. Цезарь стал консулом и взял на себя труд добиться ратификации азиатских декретов Помпея.
Для Авлета все осложнилось. Наблюдая за переменами в Риме, он сделал вывод, что пора подумать о благосклонности Цезаря. Не беремся восстанавливать в деталях всю проведенную им операцию, на только Цезарь, как нам известно, добился у сената официального признания Авлета, мало того, Он был еще наделен титулом союзника и друга римского народа.
Авлет, в свою очередь, за оказанные ему услуги послал Помпею и Цезарю шесть тысяч талантов, значительная часть этой суммы досталась третьему триумвиру Крассу, щедро ссужавшему Цезаря.
Сделка Авлета могла представиться шагом опытного политика, но в действительности, сменив молчание сената на поддержку, Цезарь не перестроил римской политики в отношении Египта.
Своим молчанием сенат как бы сохранял за Римом право пользоваться всеми выгодами завещания, подлинного или мнимого, которое составили предшественники Авлета, но так, чтобы не допустить ни одного из влиятельных римлян к огромным сокровищам богатейшей страны, а это, ввиду возникшего бы тогда неравенства сил, могло опасно поколебать республиканский строй. Цезарь, не прибегнув к оружию ;покончил с этим положением, да еще оставил за собой возможность вмешиваться в дела Лагидов, когда ему это заблагорассудится.
Вряд ли Цезарь знал, как отнесется Александрия к возникшей недавно дружбе Авлета с римлянами. Что же касается самого Авлета, то в скором времени он почувствовал, чем это завершится.
Где-то в декабре 59 года, то есть через восемь месяцев после официального признания Птолемея Римом, когда Цезарь был уже в Галлии, один из его доверенных, народный трибун Клодий Пульхр, подготовил решение сената, согласно которому принадлежавший до той поры Египту Кипр превращался в римскую провинцию. Акт, может быть, чисто демагогический, но в то же время позволявший удалить из Рима одного из предводителей антицезарианской оппозиции Катона Младшего, ибо именно его предполагалось сделать правителем острова.
Едва это стало достоянием гласности, как александрийцы взбунтовались. Они уже обнищали в результате тех щедрот, с помощью которых Авлет добивался расположения Рима. У них были основания считать, что Птолемей втайне продал Египет и передача Кипра — только начало. Они поняли, что просчитались двадцатью годами ранее, когда, пытаясь лишить законной силы завещание убийцы Береники, передававшее их в руки римлян, пригласили на трон Авлета. Тот оказался бездарным любителем наслаждений. Он жестоко душил их налогами и, закабаляя все больше, предавался оргиям. Возможно, Авлет предвидел недовольство, он решил просить заступничества у своих римских «друзей», рассчитывая укрепиться на троне с помощью римских легионов. Оставив жену и детей в городе в качестве заложников, царь поспешил сесть на корабль. Сначала он отправился к Катону, новоиспеченному правителю Кипра, поселившемуся на острове Родос. Если верить историкам, Катон принял египетского царя сидя на ночном горшке и дал этому беспутному малому совет вернуться в Александрию и уладить конфликт по собственному разумению. Только что Катоном был решен вопрос с наместником Кипра Авлетом-младшим. Тот отказался вступить с римлянами в какие бы то ни было отношения и предпочел отравиться, но не принять пожизненной должности верховного жреца под властью иноземцев.
Тогда Авлет направился в Рим, намереваясь предъявить счет своим должникам, которые являлись одновременно его кредиторами, и заставить их поспешить с выплатой политических долгов. Но к нему преклонил ухо один лишь Помпей, ибо Цезарь вдали от Рима был поглощен в эти дни завоеванием Галлии.
Меж тем александрийцы увидели, что Береника, старшая из детей Авлета, стала взрослой особой, и решили, что она вполне может сыграть ту самую роль, какую они предназначали двадцать лет назад самому А влету. Они возвели ее на египетский трон. Теперь римских политиков осыпали золотым дождем то сторонники Береники, то приспешники Авлета. В конце концов в начале 56 года благодаря усилиям Цицерона (врага Цезаря) и Клодия, его приверженца, удачно совпавшим с ударом молнии, как нельзя более кстати, поразившей храм Юпитера на Альбанских горах, решили, что вопрос надлежит рассмотреть «дополнительно». Обнаружился и побежденный: это был Помпей, ратовавший за Авлета. По Риму прокатилась волна недовольства, показавшая, что влияние Помпея таяло.
В апреле 56 года у триумвиров появилась надобность встретиться в Лукке, чтоб укрепить свой союз, давший трещину после недавних событий. Одним из существенных моментов нового компромисса было обещание Помпея больше не вмешиваться в дела Египта. Третьему союзнику, Крассу, выпало на долю заняться Сирией, а заодно и Парфянским царством (нынешняя Персия).
Итак, дела Авлета пошатнулись, несмотря на все его затраты. В Риме оставался лишь Цезарь, который не желал впутываться в сложные египетские дела. Впрочем, он не желал также, чтобы в них впутывались другие.
Это-то и спасло в конце концов Авлета. В результате луккской встречи решили отозвать прежнего правителя Сирии, и Красс получил таким образом свободу действий. Однако Египет был слишком близко от Красса, и это пришлось не по душе Цезарю. В силу тайного соглашения верный помощник Помпея Габиний остался в Сирии, несмотря на все протесты сената.
И вскоре в этом уголке мира разразились одно за другим странные события. Сначала Габиний дал разрешение одному из своих военачальников Архелаю — одновременно великому жрецу Команы Понтийской — отправиться в Александрию, чтобы жениться там на царице Беренике. Но уже вскоре, с приходом весны, Габинию показалось, что этот брачный союз поставит под угрозу прибрежные города Сирии, и он отправился на завоевание Александрии, а Авлет присоединился к его обозу.
Эта экскурсий обошлась Авлету в десять тысяч талантов. Официально Габиний действовал по собственной инициативе. Впрочем, никто из триумвиров не захотел да и не смог принять в этом участие. Однако выгоду из этого извлек, как ни странно, один только Цезарь.