Глава XI
Смерть Антония
Узнав, что армия Октавиана выступила из Киренаики, Антоний посадил войска на корабли и направился к границе. Он верил еще, вопреки очевидности, в свою власть над ветеранами, которые вчера состояли у него под началом, а сегодня подняли против него оружие. Он направился к захваченной противником крепости, не страшась стрел, в одиночку, чтоб обратиться к солдатам с речью. Но попытка не удалась. Трудно сказать, как отнеслись бы легионеры к предполагаемому обращению Антония, ибо начальник гарнизона велел заглушить голос Антония музыкой.
Последовавший затем бой был жестоким, но не дал преимущества ни одной из сторон. Антонию пришлось возвращаться на судах, которые у него еще остались. В Александрии он узнал, что, пока он сражался на западе, Пелусий, восточные ворота Египта, был без боя захвачен Октавианом, потому что комендант распахнул перед ним ворота. Отсюда лишь шаг до предположения, будто Пелусий велела сдать Клеопатра. Во всяком случае, такие подозрения, может быть, под влиянием слухов, появились у Антония. Клеопатра, чтоб оправдаться, передала в руки Антония жену и детей коменданта крепости, заявив, что он может делать с ними все, что ему заблагорассудится.
Что же до непосредственных сношений Клеопатры с Октавианом, то Плутарх рассказывает нам вот какую любопытную историю: «Клеопатра… приказала перенести все наиболее ценное из царской сокровищницы — золото, серебро, смарагды, жемчуг, черное дерево, слоновую кость, корицу — к себе в усыпальницу; это было высокое и великолепное здание, которое она уже давно воздвигла близ храма Исиды. Там же навалили груду пакли и смолистой лучины, так что Цезарь, испугавшись, как бы эта женщина в порыве отчаяния не сожгла и не уничтожила такое громадное богатство, все время, пока подвигался с войском к Александрии, посылал ей гонцов с дружелюбными и обнадеживающими письмами» [61]. Во второй половине июля под стенами Александрии появился Октавиан. Конница Антония немедленно его атаковала, обратила противника в бегство и преследовала вплоть до лагеря. Окрыленный успехом, Антоний вернулся к Клеопатре победителем и представил ей одного из военачальников, который особенно отличился, с просьбой дать ему награду. Клеопатра подарила воину золотой панцирь и шлем, но тот в ближайшую же ночь перебежал к Октавиану, решив, очевидно, что лучше сохранит свое сокровище в другом стане.
Удача заставила Антония пойти на крайность: несколько дней подряд он забрасывал лагерь Октавиана стрелами с записками, обещающими крупное вознаграждение тем, кто перейдет на его сторону, он вызывал Октавиана на единоборство — но все тщетно. Единственное, чего он добился, был отказ Октавиана от поединка: тот сказал, что у Антония будет еще много способов покончить свои счеты с жизнью.
Антоний решился на сражение. Он расположил свои войска таким образом, чтобы иметь возможность напасть на Октавиана с моря, сохраняя при этом свободу маневра на суше. Завершив приготовления, Антоний по традиции устроил пиршество. Собственно, это была уже оргия. Он пил и призывал собутыльников последовать его примеру, меланхолично убеждая их ни в чем себе не отказывать, ибо «еще неизвестно, — добавил он, — будете ли вы завтра служить мне или смените своего хозяина, а я превращусь, быть может, в бездыханное тело». Увидя, что растерянность вокруг растет, Антоний попытался сгладить впечатление и заметил, что не решился бы на битву, не будь убежден в победе. С этим Плутарх связывает следующую легенду: «Около полуночи…. среди унылой тишины, в которую погрузили Александрию страх и напряженное ожидание грядущего, внезапно раздались стройные, согласные звуки всевозможных инструментов, ликующие крики толпы и громкий топот буйных, сатировских прыжков, словно двигалось шумное шествие в честь Диониса. Толпа, казалось, прошла чрез середину города к воротам, обращенным в сторону неприятеля, и здесь шум, достигнув наибольшей силы, смолк. Люди, пытавшиеся толковать удивительное знамение, высказывали догадку, что это покидал Антония тот бог, которому он в течение всей жизни подражал и старался уподобиться с особенным рвением» [62].
Толкование чуда не вызывает сомнений. Дионис, которого глубоко почитал Антоний и с которым стремился себя отождествить, покинул его, перейдя к Октавиану.
Когда на следующее утро Антоний стал наблюдать, как разворачивается его флот, которому предстояло сразиться с флотом Октавиана, он обнаружил, что его корабли при сближении с судами неприятеля ограничиваются салютом, на что суда Октавиана также отвечают салютом, и вскоре на месте предполагаемого сражения явился единый флот, устремившийся на Александрию. Антоний бросился к коннице. Но и та перешла уже на сторону Октавиана. Пехота продержалась немногим долее.
Внезапно его осенила догадка, ему стала ясна причина того, что произошло в Пелусин и повсюду. Клеопатра велела своим войскам не сопротивляться Октавиану. И Антоний бросился в город и стал орать, что Клеопатра предала его в той самой войне, которую он ради нее затеял.
Клеопатра, прячась от его гнева, бежала в гробницу, которую построила для себя. Запершись там, она послала сообщить Антонию, что ее уже нет в живых.
Антоний решил, что Клеопатра покончила с собой, не пережив его поражения. Он ощутил бездоказательность своих подозрений и пришел к мысли, что она, женщина, указывает дорогу ему, мужчине.
— О Клеопатра, — воскликнул он, — я не перенесу горести разлуки с тобой, скоро мы вновь встретимся. Позор мне: меня, великого военачальника и императора, превзошла своим великодушием и мужеством женщина!
Подобно многим другим властителям своего времени, Антоний заранее предусмотрел способы самоубийства, и драматические события последнего времени лишь способствовали его приготовлениям. При нем неотлучно находился раб, обязанный убить его, если возникнет такая необходимость. Этот раб по имени Эрот, тезка бога любви, услышав приказ исполнить свой долг, выхватил меч, направил его, казалось, на хозяина, но, отвернувшись, внезапно, пронзил самого себя и упал замертво к ногам Антония.
Тому пришлось закалываться собственноручно, но нанести себе смертельной раны он не смог. Он рухнул без чувств на ложе, а когда пришел в себя, узнал, что Клеопатра еще жива и что она велела слугам доставить Антония к себе.
Увидав из окна наглухо запертой гробницы процессию слуг, несущих на руках истекающего кровью Антония, Клеопатра не попыталась открыть дверь, но из прорезанного в вышине окна спустила цепи и веревки, которыми обвязали Антония. Затем с помощью двух служанок, находившихся вместе с нею в усыпальнице, Клеопатра втащила супруга наверх. «Залитого кровью, — сообщает Плутарх, — упорно борющегося со смертью, поднимали его на веревках, а он простирал руки к царице, беспомощно вися в воздухе, ибо нелегкое то было дело для женщин, и Клеопатра, с исказившимся от напряжения лицом, едва перехватывала снасть, вцепляясь в нее что было сил, под ободряющие крики тех, кто стоял внизу и разделял с нею ее мучительную тревогу» [63]. То была самая неожиданная и мучительная ловушка из всех, что расставила ей судьба. Конечно, за спиной Антония Клеопатра пыталась договориться с Октавианом, такой всегда была ее политика: опасаясь переменчивой фортуны, она избегала открытой схватки. Возможно, в этом сказалась женская психология, не знаю. Всю свою жизнь Клеопатра предпочитала дипломатию и переговоры борьбе, так бывало даже тогда, когда ее женские чары оказывались бессильны, вспомним хотя бы эпизод войны Антония и Октавиана с Брутом и Кассием. Впрочем, это не мешало ей проливать кровь в иных обстоятельствах, и об особой ее чувствительности говорить не приходится. Добавим к этому, что на исходе борьбы Антония с Октавианом у Клеопатры были веские основания сомневаться в мудрости, попросту говоря, в здравом смысле своего супруга, может быть, даже в его мужестве. Тот сложный процесс, который привел к Акцию, а также увертки Антония, его нерешительность, его бегство с места сражения — все это, с точки зрения Клеопатры не свидетельствовало о наличии духовных сил, о политических или военных способностях, а лишь говорило о том, что он замкнулся в мире собственных заблуждений, отказываясь верить в сокрушительность поражения, убежденный, как на границе Киренаики, так и под стенами Александрии, что достаточно его присутствия, его голоса, чтоб его бывшие легионеры к нему вернулись. Нет, он не Цезарь, Клеопатра знала это, поняла это лучше всех остальных. Но у них было так много общего — проведенные вместе годы, дети, увеселения в Тарсе, празднества во время их первого пребывания в Александрии, и потом еще слава, могущество их последнего союза. Потом они рассорились, ибо Антонию понадобилось выяснять отношения, а потом произошло худшее: желая остудить его гнев, заставить взглянуть на положение без лишних эмоций, она пошла на хитрость и толкнула Антония к самоубийству.