Маргарита, пылая любопытством познавать жизнь, властно требовала от Ирас рассказа о далёких землях Гипербореи. Но девочка ничего не помнила о первых годах своей жизни. Около пяти лет Дага прожила среди своих родных и близких, даже помнила своё первое имя, но в памяти её не осталось ни лиц, ни других имён. Первой более или менее ясной картиной всплывала в её смутной памяти палуба корабля, деревянный щелястый навес, очень огромная страшная волна... И помнила ужас одиночества. Стало быть, прежде, должно быть, не была одинокой... Понукаемая Маргаритой, напрягала память, решительно бросала память куда-то в темноту, но ничего не вспоминалось, кроме снега. Много снега, снежная гора. И с этой горы Дага скатывалась, чьи-то руки поддерживали её... Маргарита знала, что существуют снежные вершины гор Кавказа; и в Афинах, и в Риме случается сыплет снег, а после быстро тает. Но на этих вершинах кавказских гор не тает никогда! А в тех краях, где родилась Дага, люди просто-напросто живут среди снега! В Афинах и в Риме снег ненадолго выпадает, а в краях неведомой Гипербореи снег тает ненадолго...
Маргарита привязалась к маленькой Ирас, приказывала ей укладываться на подстилке подле царевниного ложа. Маргарита спала на низкой кровати, ножки которой сделаны были по старинной египетской моде — в виде львиных лап. Хармиана не хотела, чтобы Ирас спала в царевниной спальне, потому что Маргарита стала детски сердито гнать от себя Хармиану:
— Я приказываю тебе уйти! Я не желаю видеть тебя ночью! Не смей быть возле меня! Я не хочу, чтобы твой храпучий нос был около моей кровати! Убирайся! И ночью дверь будет заперта. И не смей стучаться!..
Хармиана, конечно же, пошла жаловаться царице, но Вероника приняла сторону младшей сестры:
— Чего ты хочешь, Хармиана?! Маргарита растёт, ей хочется проводить время без тебя...
— Но ведь она остаётся с этой варваркой...
— Ступай, Хармиана. Так должно быть. И не тревожь более меня об этом. Ирас принадлежит Маргарите. А ты верная слуга, я знаю, но не стоит тебе превращаться в госпожу своей госпожи... — И смягчая свои слова, царица улыбнулась с беспечной ласковостью...
Растущая дружба-близость с маленькой Ирас заменяла Маргарите с течением времени прежнюю родственную детскую дружбу с сестричкой Камой. После шумной игры в песке под пальмами царевну раздевали. Хармиана подхватывала её под мышки и ставила голенькую в мраморную мойню. Затем так же подхватывала и ставила к Маргарите нагую Ирас. Прошло время и Хармиана всё же привыкла к тому, что Ирас заняла немалое место в жизни царевны... В помещении, где спали рабыни Маргариты-Клеопатры, отвели для Ирас комнатку, обмеблированную, впрочем, только лишь соломенным тюфяком. Ирас нечасто ночевала в этой комнатке, поскольку бывала по большей части неразлучна с царевной. Девочки прыгали и плескались в мойне, и хохоча прерывисто, обрызгивали друг дружку водой. В эти быстрые яркие мгновения было видно ясно, что Ирас — ещё сущее дитя. Волосы её вдруг золотились в солнечных лучах, глаза искрились ребяческим весельем; рот широко раскрывался, показывая белые зубки и щербинки меж ними; молочные зубы уже выпадали, готовя место костяным... Но именно в эти мгновения детской беззаботности вдруг виделось, что на личике Ирас выдаются тяжеловатые темноватые веки...
Маргарита приказывала Хармиане принести из большой дворцовой кухни формы для печенья, представлявшие собой толстых оленей и круглых рыб. Девочки часами лепили печенья из горячего тёмного и чистого песка. Арсиноя присоединялась к Маргарите и маленькой Ирас не так часто. Самолюбивая Кама чувствовала себя обиженной. Почему Вероника подарила Ирас Маргарите? Каме царица никогда не делала такого живого подарка! Арсиноя понимала, что Маргарита первенствует в сердце Вероники. Подобное предпочтение оскорбляло самолюбивую Каму, но Кама таила свои чувства, никому не открывалась...
Маргарита приметила, что Кама сторонится маленькой Ирас и даже отворачивается, отворачивает голову, чтобы не смотреть на неё. Было видно, что татуированное лицо Ирас вызывает у младшей царевны сильное чувство отвращения. Да и не у одной только Арсинои! Многие во дворце поглядывали с отвращением и брезгливостью на лицо Ирас. Да и Хармиана морщилась. Тогда Маргарита стала смеяться с озорством. Ей нравилось, что то, что у других вызывает отвращение и брезгливость, ей видится красивым и достойным любования... Однако Арсиноя вдруг изменила своей обычной замкнутости и пожаловалась Веронике. Разумеется, и Маргарита была виновна. Они втроём играли в песке, Арсиноя вдруг очень резко отвернула голову и, быстро вскочив на ноги, отстранилась от Ирас, которая протягивала ей форму для печенья, наполненную песком. Маргарите это движение сестры увиделось оскорбительным; для неё, для Маргариты-Клеопатры, оскорбительным. В два прыжка подскочила Маргарита к младшей сестре, грубо схватила её за щёки обеими руками, щипля больно и выкрикивая почти с яростью: