Ещё Маргарита выучилась от Ирас, как можно делать хорошо себе самой. Надо было, лёжа на боку, сильно-сильно сжимать ноги, покамест внизу не потянет ноюще и как-то сладко... покамест не сделается внизу влажно-липко...
Чем старше становилась Маргарита, тем более понимала, что Ирас привязана к ней преданно, беспредельно, отчаянно... Даже Хармиана так не привязана к своей воспитаннице!.. И никто и никогда не будет так привязан к Маргарите-Клеопатре...
Маргарита всё вырастала и вырастала. Теперь учение занимало уже много места в её жизни. Учение заполняло день. Утром царевна полоскала рот чистой водой, в которую Хармиана собственноручно подмешивала очищающую рот соль. Голая царевна становилась босыми ступнями на дно медного таза. Ирас тщательно обливала её со всех сторон из кувшина с длинным носиком. Затем приходила очередь утреннего убора волос. Прекрасные чёрные прямые волосы Маргариты были густыми и длинными, но, к сожалению, жирными, что беспокоило её и Веронику. Каждые пять дней Хармиана мазала волосы своей питомицы квашеным молоком, затем мыла тёплой водой, втирала в кожу головы виноградный сок, снова тщательно полоскала длинные чёрные волосы Маргариты в тёплой воде... Хармиана же заплетала волосы царевны в семь длинных косичек, перевивала чёрное плетение жемчужными нитями, устраивая обычную египетскую девичью причёску. Первая трапеза царевны состояла из яичницы, салата-латука, небольшой свежеиспечённой лепёшки из ячменной муки и чашки хорошего самосского вина.
С возрастом Маргарита не утратила своего стремления к быстрому бегу. Впрочем, к садам Мусейона её доставляли в открытых деревянных расписных носилках. Но у входа в сады она приказывала чернокожим рабам, несущим носилки, остановиться, выскакивала на землю и стремительно неслась в дидаскалион, наслаждаясь быстрым бегом лёгких ног в сандалиях, ладно пригнанных, и наслаждаясь лёгким и уже сильным своим девичьим живым телом, бегущим, летящим в движении бега... Следом несли в носилках Хармиану. Ирас бежала вслед за царевной. Конечно, Ирас, худая и вёрткая, малорослая, легко могла бы обогнать свою госпожу, но никогда этого не делала...
Просторная улица, которую так и называли «Большим дромом», то есть «Большой Дорогой», вела к садам, окружившим Мусейон. Чудесно было бежать по этой и вправду большой дороге...
Мусейон — эту цитадель наук и всевозможных искусств, приют учёных, поэтов и всех их писаний начали устраивать при Птолемее Сотере. Руководил устроением Мусейона философ Деметрий Фалерский. За образец взял он пифагорейские братства с их поклонением музам — богиням-покровительницам чтения, танцев и счета... Птолемей Филадельф приказал устроить при Мусейоне всевозможные школы, обсерваторию, лаборатории для разного рода исследований и даже зал для препарирования и рассмотрения трупов с целью изучения тайн человеческого тела... Здесь же, при Мусейоне, устроены были и жилища для учёных и поэтов... «Курятник для приручённых каплунов!» — острили презрительно строгие республиканцы-римляне... Впрочем, как мы знаем, острили, разумеется, напрасно...
Но как было прекрасно взбегать к высоким мраморным колоннам, уходящим вверх, будто растущим вверх... И было хорошо идти, замедлив шаг, среди цветущих растений... Сады Мусейона представляли собой целый мир, скрытый за оградами каменными... Здесь возможно было идти в безлюдных и чудесных зарослях, ничего не опасаясь. Здесь стража скрывалась как-то совсем непонятно и хранила тебя, хранила... Здесь ты подымалась на холм и видела с холма зелёного дальнее море...
В пальмовой тени раскинулся дидаскалион — школа для дочерей александрийской знати, куда царица послала и свою младшую сестру. Дидаскалион заключал в себе семь классов, двери которых выходили на огромный двор с мозаичным полом... Как хорошо было в тени колоннады... Как хорошо было разглядывать стены, расписанные Деметрием, другом царицы... Богини-покровительницы смотрели на стенах и будто протягивали девочкам изящно смастерённые лиры, бубны, актёрские большие маски, развёртывали свитки светлые...