Но всё это следовало опять же и снова и снова отделять одно от другого, разбирать, истолковывать... Слова суждений, оставшихся от Гераклита, несомненно являлись правильными. Но что было во всём этом толку, во всех этих построениях-выстроениях о смерти и бессмертии?! Миропорядок, разумеется, никто не создавал, и, предположим, никаких богов и не существует. И человеку остаётся лишь смириться и утешать себя хитромудрыми извилистыми размышлениями. Но в конце-то концов!.. Пусть философствуют Ирас и Кама. Ирас мучится своим рабским положением в этом мире, но придумывает, гордая, будто на самом деле свободна. И что же, отчего бы и не поверить в свободу умереть, или в свободу человеческой души? Только ведь Клеопатра никогда не поймёт, зачем Ирас лжёт сама себе! Из рабства надо бежать! Надо убивать поработивших тебя! Никакой иной свободы, кроме этой, быть не может! А в этом вилянии рассудочности, всячески оправдывающей рабство, чувствуется нечто варварское, нечто гиперборейское, должно быть, и порождённое тёмными и очень холодными ночами и бесконечными снегами... И Эпикур прав относительно богов, потому что ведь это же вполне возможно: быть благочестивым, исполнять все обряды, и не думать о том, существуют ли на самом деле боги... А Феодор Атеист полагал, что никаких богов не существует. Это хорошо, это смело. Но возможно решиться и на кое-что не менее смелое. В конце-то концов... Бог — это я. Это я — Исида. Я — воплощение божественного... А вы думали, как? Вы думали, Птолемей Лаг захватил власть над Египтом? А я говорю вам всем: это от бога, от божественной сути... А если и захватил... Это от бога... Вы-то ничего не захватили!.. А я чувствую, что я — воплощение, олицетворение божества... А вы хотите чего? Чтобы я не чувствовала себя живой богиней? Чтобы я всего лишь молилась у алтарей, такая, как вы, как множество людей?.. Этого не будет!.. А Кама-Арсиноя... Что с неё возьмёшь! Она ведь просто-напросто боится жизни. Поэтому ищет утешения во всей этой философии; доказывает себе, что суть, смысл жизни заключается в словах извилистых рассуждений... Дурочка!.. И Фукидид, конечно же, прав! Надо стремиться, устремляться к этому оставанию навсегда, навеки! Но разве для того, чтобы остаться навеки, надо непременно что-то написать? Можно ведь просто-напросто прожить свою жизнь, и всё равно остаться... Впрочем, для этого о тебе должны написать другие... Они и напишут. Существует множество пишущих людей!.. Но о Левкиппе лучше не говорить. Сила необходимости страшна; только опять же — все эти слова о необходимой разумности и о разумной необходимости — это всё пустое и ничего для настоящей, действительной жизни не дающее!.. Фукидид опять же... Какое мне дело до человеческой природы! Человеческая природа — во мне, я сама — человеческая природа! И я никуда от себя не денусь. И незачем пустословить... И надоели суждения о государстве! Оно всё равно как хищный зверь, какой-нибудь лев... И я на колеснице, в которую впряжены львы! Я правлю этой колесницей. И у меня нет ни времени, ни возможности рассуждать о природе хищных диких львов! У меня нет ни времени, ни возможности рассуждать даже об этом устройстве колесницы! Поймите, я даже не могу остановить эту колесницу, и я не могу спрыгнуть... А вам-то легко судить со стороны! Хотя какое со стороны! И вас могут разорвать львы, а колеса могут раздавить вас. Потому что я говорю вам честно, что я ведь и не правлю этой колесницей, просто я на ней!.. Я только могу сама себе сказать: пусть подданные правителей тешатся идеальным свободным государством, придуманным Демосфеном; цари знают: подобное государство — выдумка утешительная! Платон говорит правду, когда говорит об иллюзиях... И эти ребячества сократические! Как будто человек может выбрать, когда ему совершать несправедливость, а когда — претерпевать!.. Душа? Не говорите мне о душе, когда я в поту весёлом юном бегу, и вскидываю руки с мячом, и прыгаю обеими ногами, и выбрасываю руки вперёд, и мяч вбрасывается в сетку на столбе!.. Не говорите мне тогда о душе!.. А то, что говорит великий Аристотель о человеке и о животных, правда, пожалуй. Самое близкое ко мне животное — моя кошка Баси. Я люблю её и не могу надивиться на неё, когда она прыгает ко мне на колени и произносит почти человеческим голосом: «Ур-р-р!..» А когда она, стоя на задних лапках, царапает коготками передних стену, и певуче выкрикивает нечто уже совершенно человеческое... Моя пёстрая зеленоглазая красавица! Ты лучшая из всех людей на свете!.. И конечно же, Каллимах ничего не воспевал без доказательств! Но когда я просто-напросто живу и ничего не пишу? Другие будут писать обо мне, и, разумеется, измышляя семь тысяч басен и вовсе не стремясь что бы то ни было доказывать!.. Но Каллимах... это, кажется, стихи, пересказанные прозой... Но я ведь хорошая ученица! И птицу мы заперли. Она, впрочем, околела, эта птица. Если не давать живому существу ни еды, ни пищи, существо непременно подохнет!.. И все эти замечательные шары, пары и трубки из «Pneumatica» Герона... Я могу пересказать и начертить, но я не понимаю, зачем это... По-моему, рабы обходятся дешевле, чем все эти изобретения!.. Но я, Клеопатра, я, Маргарита, я люблю учиться! Я знаю, что Земля, Гея, — это планета, это шар, несовершенный по своей форме. Я легко могу умножить на 50 расстояние в 5000 стадиев, то есть расстояние между Александрией и Сиеном, и таким образом вычислить окружность этого земного шара, форма которого, впрочем, не совершенна!.. Я изучила «Anatomica» Герофила; я видела, как врачи вскрывают человеческие трупы; я знаю многое об этом устройстве человеческого тела... Как можно не согласиться с тем же Каллимахом?! Каллимах — это стихи... И мне тоже противно то, что доступно слишком многим!.. А Гиппократ не запугает меня! Я всё равно буду жить!.. И если быть мне совершенно откровенной, то в «Пире» Платона я больше всего люблю, когда приходит пьяный Алкивиад: «...Его провели к ним вместе с флейтисткой, которая поддерживала его под руку, и другими его спутниками, и он, в каком-то пышном венке из плюща и фиалок и с великим множеством лент на голове...» Как это хорошо!.. Потому что это — жизнь!.. А в Гиппократовом «О воздухах, водах и местностях» слишком много придумок. Что за гадость — женщина верхом на лошади! Варварство!.. У моей Ирас правая грудь не выжжена. Стал