А Маргарита увлечённо предавалась урокам пения:
— ...Да-а-а... До-о-о... Рэ-э-э... A-о, a-о, a-о, а-о... — И — быстро, и — медленно, и — протяжно-протяжно... — А-о-о... Да-а-а...
Самое удивительное было то, что когда она пела настоящие песни прекрасным тёплым грудным голосом, и сама чувствовала, с какою свободною лёгкостью льётся её певческий голос, она не переставала понимать, что эта свободная лёгкость, это полное, богатое оттенками звучание явились прекрасным результатом многих уроков и упражнений...
— Сатиры в лесах гонят
— Ореад легкостопных.
Настигают на горах сатиры
Легкостопных ореад.
Тёмные взоры девичьи
Ужасом плещутся.
Косы взвиваются крыльями.
Быстрым бегом сатиры бегут.
Девичьи груди покрыли руками косматыми.
Девичьи тела запрокидываются руками сатиров.
На мягкий холодный мох,
На мягкий холодный мох.
Полубожественные тела запрокинуты
В боли и наслаждении.
На мягкий холодный мох.
На мягкий холодный мох.
И Эрот в девичьи стоны влагает
Желание сладко-горькое...
Эрот!
Эрот!
Эрот!.. [16]
С возрастом она полюбила идти не спеша в садах Мусейона и петь простые греческие песни. Ей было приятно думать, что, быть может, эти песни пели её предки, пели дети первых Птолемеев. Вероника по просьбе младшей сестры отыскала среди прислужниц своих одну песенницу и узнала, что та выучилась старинным греческим песням от матери. Старуха стала учить царевну. Теоретические познания и многие уроки пения соединились с этим подлинным народным чувством...
— Прилетела ласточка
С ясною погодою,
С ясною весною... [17]
Уже и греки Брухиона называли царевну Клеопатру «нашей пташкой-щебетуньей», хотя её грудной голос, конечно же, мало походил на птичий щебет...
— Где розы мои?
Фиалки мои?
Где мой светлоокий месяц?
— Вот розы твои,
Фиалки твои,
Вот твой светлоокий месяц... [18]
Слыша похвалы царевне от греков, египтяне на улицах Ракотиса хмурились. Но Клеопатра, которой ещё не исполнилось тринадцати лет, вдруг проявила удивительную чуткость. На празднике, устроенном царицей, девочка выступила в праздничном белом египетском наряде. Аккомпанируя себе на цитре, она пропела две египетские песни. Первая из них была серьёзной и требовала особенной голосовой игры:
— ...Не давай обессилеть сердцу.
Следуй своим желаньям себе на благо.
Свершай дела свои на земле
По веленью своего сердца,
Пока не придёт к тебе тот день оплакиванья.
Утомлённый сердцем не слышит их криков и воплей,
Причитания никого не спасают от могилы.
А потому празднуй прекрасный день
И не изнуряй себя.
Видишь, никто не взял с собой своего достоянья.
Видишь, никто из ушедших не вернулся назад!..
Затем царевна передала цитру дворцовой музыкантше и, пританцовывая босыми ножками, округляя, изгибая приподнятые руки так, что прозрачные рукава откидывались, открывая тонкие руки девочки, запела:
— Пей, пока не опьянеешь!
Празднуй счастливый день!
Пусть принесут восемнадцать мер доброго вина!
Спелыми фигами заедай крепость вина.