Дарья Донцова
Клеопатра с парашютом
Глава 1
– Коня на переправе на осла не меняют…
Я оторвалась от журнала и посмотрела на медсестру, которая меняла капельницу больной.
– Что ты сказала, Анечка?
– Не стоит от добра добра искать, – протянула та, возясь с прозрачным мешком, наполненным физраствором. – Где родился, там и пригодился, устроился на хорошее место – работай, не рыпайся. И в личной жизни так же. Вон, Натка из второй терапии выскочила замуж в семнадцать лет, и… Эй, ты слышишь меня?
– Угу, – протянула я, косясь одним глазом на страницу глянцевого журнала.
Снимок запечатлел женское лицо с нереально длинными и кукольно загнутыми ресницами, с идеально очерченным ртом и нежно-персиковым румянцем на фарфорово-белой коже. Прибавьте к портрету еще роскошные белокурые локоны, в художественном беспорядке разбросанные по плечам, и станет понятно, по какой причине среднестатистическая читательница журнала синеет от зависти, разглядывая фото модели. Но это чувство сразу испарится, едва любительница гламурного чтива переместит взгляд на правую часть разворота – там напечатан снимок девушки, весьма отдаленно похожей на первую. У нее обычная, ничем не примечательная внешность, с которой легко затеряться в толпе. У красотки и этой серой мышки одинаковы лишь шикарные волосы. И через обе страницы тянется «шапка»: «Прекрасными не рождаются, ими становятся при помощи косметики фирмы «Бак».
Моделью для рекламы, той самой девушкой, чьи фотографии помещены и справа и слева, являюсь я, Степанида Козлова. Это моя работа – демонстрировать макияж, а также ассистировать Франсуа Арни, главному стилисту фирмы «Бак», гению спонжика, гуру румян и пудры.
Мой босс способен при помощи теней, тонального крема, губной помады и прочих косметических средств превратить зебру в пингвина. Нет, неправильно! Для Арни это слишком легкая задача. Африканская лошадка и обитатель Антарктиды имеют некоторое сходство – у них черно-белый окрас. А Франсуа возьмет табуретку, помашет кистями, и она расцветет майской розой.
Самое удивительное, что на сей раз глянец не соврал. Слева я, заштукатуренная по полной программе, справа же, так сказать, а-ля натурель. Вот только волосы в обоих случаях тщательно уложены, на мою бедную голову вылили кучу средств. Сначала мою шевелюру покрасили, затем нанесли на нее особую силиконовую массу и высушили, потом все смыли, намазали прозрачную эмульсию для того, чтобы волосы не топорщились секущимися кончиками, а через некоторое время опять ополоснули. И дальше по списку: мусс, дающий объем, пенка, помогающая завить тугие локоны, спрей, обеспечивающий блеск, гель для фиксации и лак, который намертво зацементировал волосы. После того как Арни скажет: «Финиш. Моя дорогая, ты принцесса!» – прически лучше не касаться, она напоминает панцирь. И убрать всю эту красоту довольно трудно: льешь после работы на голову шампунь, а он стекает, как масло по льду, не задерживаясь и не пенясь.
Стилисты используют для съемок и показов профессиональные средства, которые имеют намного более сильный эффект, чем те, что продаются в магазинах. Кроме того, у Франсуа есть маленькие собственные личные секреты, коими мэтр ни с кем не делится. Чтобы добиться сногсшибательного эффекта и превратить редкие лохмы в буйную гриву, он с загадочным выражением лица вытаскивает из своего кофра баллончики без опознавательных знаков и щедро опрыскивает волосы модели. Что в них? Не задавайте глупых вопросов, ответов все равно не получите. Правда, мне известна одна забавная история про это средство. Но придется начать издалека.
Французские апартаменты месье Арни расположены в самом сердце шестого округа Парижа – на улице Сен-Бенуа, которая одним концом выходит на шумный бульвар Сен-Жермен как раз в том месте, где с тысяча восемьсот семьдесят седьмого года работает Кафе де Флор. В этом заведении пьет эспрессо и сплетничает вся мировая фэшн-тусовка. Так вот, год назад в квартиру моего босса вторглись мыши. Бульвар Сен-Жермен возник давно, дома на нем очень старые, вернее раритетные, снести их и построить на этом месте модерновые многоквартирные монстры никто не позволит. Более того, владельцы домов не имеют права на переделки, радикальные тем паче, разрешен только косметический ремонт. У Франсуа, например, нет люстр, потому что ему запретили штробить потолок, по которому идут деревянные балки восемнадцатого века.
Почему бы по-тихому не нарушить закон? Так не получится по-тихому-то! Соседи услышат звук дрели, мигом настучат в районную управу, и тогда жди беды, то есть такого штрафа, что мало не покажется. Кроме того, Арни, как все парижане, трепетно относится к истории города и никогда не станет осовременивать свою обитель.
Забыть не могу, как в первый свой приезд в столицу Франции я увидела на улице Сены демонстрацию разгневанных жителей квартала и подумала было, что они протестуют против повышения коммунальных платежей. Ан нет! Оказалось, что владелец одного из местных кафе кардинально изменил его дизайн – повесил вместо зеленых тентов красные, переоборудовал стойку и вместо старых деревянных, помнящих еще импрессионистов столиков поставил их пластиковую имитацию. Разразился страшный скандал, и несчастный хозяин живенько восстановил прежний облик кафе и чуть ли не на коленях умолял разъяренную общественность о прощении. Но, согласитесь, мышей никак нельзя отнести к историческим ценностям, поэтому домработница Франсуа начала бороться с наглыми незваными гостями всеми доступными средствами. Но грызуны никак не реагировали на отраву и успешно избегали капканов.
– Чертовы мыши хитрее самого Фуке [1]! – возмущалась горничная, инспектируя мышеловки. – Настоящие гурманы! Сыр сперли и живы остались!
А потом экономка случайно разбила одну из бутылочек, куда Франсуа налил свое средство для укладки волос, и в тот же день хвостатые оккупанты, прихватив детишек, дали стрекача. Соседи моего шефа продолжают жаловаться на нашествие грызунов, а к Арни более ни одна серая тварь не сунулась. И у любого человека в связи с этим возникнет естественный вопрос: ну и из чего, интересно, Франсуа состряпал свой, как он выражается, «прима-гель»?
Я ту знаменательную историю вспоминаю всякий раз, когда мне делают прическу…
– Степа, ты меня слышишь? – громко спросила Аня.
Я отвела взгляд от журнала.
– Конечно. Давай определимся, кто он, твой конь на переправе?
– Сергей Петрович из травмы, – смущенно призналась медсестра. – Мы с ним живем третий год, но замуж он меня не зовет.
– А осел? – улыбнулась я.
– Володя, сын больной из третьей терапии, – пояснила Анечка, – тот мне на пятый день знакомства руку и сердце предложил и кольцо подарил. Маша, сестра-хозяйка, советует уйти от Сережи, расписаться с Володей, родить ребенка и не маяться дурью. Говорит, врач – бесперспективная история: раз за столько лет в загс не отвел, то уж и не поведет. А Владимир надежный вариант. И Ленка наша твердит: коня на осла…
Раздался тихий стон. Я кинулась к кровати.
– Зиночка! Ты очнулась?
Аня, вместо того чтобы тоже поспешить к больной, почему-то начала креститься.
– Как самочувствие? – спросила я. И тут же разозлилась на себя: маловероятно, что Зина сможет ответить, бедняжка похожа на мумию, вся обернута бинтами и закована в гипс. Хорошо, хоть дышит сама.
– Степа… – неожиданно произнесла Зина.
Я пришла в восторг:
– Ты меня узнала!
– Браслет… – чуть слышно сказала Зина, – тот… на руке… где он?
Я повернулась к медсестре.
– Она бредит?
Аня подошла к кровати.
– Зиночка, лежи спокойно.
– Степе… дай, – прохрипела больная, – мой… я… рука…
– Браслетик? – уточнила Аня.
– Да… – выдохнула Зина.
Анечка быстро вышла из палаты в коридор. Я наклонилась над больной, ощутила резкий запах лекарств и спросила:
– Удобно без подушки?
Зина прикрыла глаза.
– Тебе плохо? – испугалась я. – Сейчас доктора позову.
– Нет! – донеслось из бинтов. – Где… мой…
1
Николя Фуке (1615–1680 гг.) с 1653 года был суперинтендантом финансов и допускал в работе серьезные нарушения. В 1661 году был арестован, спустя три года осужден пожизненно.