Сама Октавия задалась целью вернуть мужа и восстановить положение жены и матери в противовес вкладу, внесенному Клеопатрой в вооруженную борьбу. Октавиан умело манипулировал сестрой как марионеткой, и ее роль «преданной жены», в сущности, свелась к тому, чтобы заманить Антония в ловушку. Если бы он отправился в Афины и принял войска вместе с Октавией, то лишился бы важной для него поддержки Клеопатры. Но из-за малочисленности предложенного подкрепления такой вариант становился маловероятным, а Октавиан, как видно, хотел, чтобы Антоний порвал с Октавией. В таком случае Антоний поставил бы себя в еще более невыгодное положение после недавнего военного поражения.
В то время как Антоний решал, как ему поступить, Клеопатра вела себя крайне неуравновешенно: то она «прикидывается без памяти в него влюбленной»[502], то притворно льет слезы, то у нее начинаются приступы гнева, то она ничего не ест, «чтобы истощить себя»[503]. Хотя более поздние источники утверждали, что такое невероятное поведение подтолкнуло Антония к решению его проблемы, он, безусловно, мог оценить две очевидные возможности. На Западе находились Октавия, две их дочери и шурин, чье существование представляло угрозу для всего, чего хотел достичь Антоний. А на Востоке была Клеопатра и их трое детей, все потомки Александра, с которым он еще мог соперничать, ибо обладал полководческим талантом. И на Востоке без Октавиана Антоний мог быть своим человеком. Коль скоро его будущее как независимой силы зависело от Клеопатры, он написал письмо Октавии в Афины, предлагая ей отправить ему солдат, корабли и Антилла, его старшего сына от Фульвии, а самой вернуться к брату в Рим и проявлять заботу о младшем брате Антилла и их двух дочерях. Как и следовало ожидать от римской жены, она повиновалась мужу, а он продолжал собирать силы на сирийской базе, Антиохии, готовясь к возобновлению войны с Парфией.
Клеопатра помогла с финансированием экспедиции и поддерживала союзнические отношения с восточными соседями. Чета скрепила договор с мидийским царем помолвкой их сына Александра Гелиоса с его дочерью Иотапой. Они даже намеревались пойти на союз с Секстом Помпеем, но он вступил в тайные переговоры с парфянами и продолжал жечь на море римские корабли. В конце концов он был схвачен и казнен одним из военачальников Антония, Марком Тицием, племянником наместника Сирии Планка.
Антоний также отправил к армянскому царю Артавазду посольство во главе с неким Деллием, который от имени Антония предложил ему исправить прежнюю ошибку и выступить вместе с римлянами против Парфии. Его отказ послужил веской причиной для Антония вторгнуться в Армению весной 34 года до н. э. Артавазда вместе с семьей как пленников отправили в Египет, в Армении остался римский гарнизон под командованием Канидия Красса, а Антоний с Клеопатрой выпустили монеты с надписью «Армения покорена». Эта победа обеспечила им не только выгодную позицию для начала военных действий против Парфии летом того же года, но и открыла новые рынки для римских купцов, а также создала условия для превращения этой страны в римскую провинцию и раздачи ее земель римским поселенцам. В Риме так хорошо восприняли новость о «блестящем успехе»[504], что Октавиану пришлось доказать собственные полководческие способности и опровергать слухи о трусости.
Вместе с Агриппой он выступил в поход, чтобы обезопасить северо-восточные границы Италии от возможных набегов. Они одержали победу над непокорным Иллириком (западная часть Балканского полуострова), захватили большие трофеи и дошли до границ с Македонией. Повредив себе колено, Октавиан теперь мог утверждать, что получил «достойные воина раны»[505] в сражении. Когда Октавиан вернулся в Рим в конце 34 года до н. э., сенат решил, что он заслуживает триумфа, но правитель рассудил иначе: посчитал, что празднества следует отложить до возвращения Антония и тогда устроить торжества по поводу его победы в Армении, а также смерти Секста Помпея. Это был отнюдь не благородный жест, а желание привлечь максимум общественного внимания к длительному отсутствию Антония в Риме и к тому, что он живет отдельно от жены. Сенат установил на форуме статуи Антония и Октавиана и высказался за оказание таких же почестей их римским женам: Октавии и Ливии. Им пожаловали высокий титул «священнейших», что поставило их в один ряд с весталками, наиболее почитаемыми женщинами в Риме. Но их скромные статуи не шли ни в какое сравнение с изваянием Клеопатры в храме Венеры, построенном Цезарем. Сравнения проводились и между их мужьями, из-за которых разделилось общественное мнение: изваяния вторых «я» Аполлона и Геракла украшали храм Аполлона на Палатинском холме, где Октавиан создал свой культ в противовес божественному имиджу Антония и Клеопатры. Октавиан отлично знал, что Антоний не вернется в Рим праздновать традиционный триумф, потому что он уже прибыл в Александрию осенью 34 года до н. э. и его приветствовала, как второго Александра, ликующая толпа под руководством Клеопатры.
504
См.: